Стук палок несся по подворью. Такой громкий и в таком быстром ритме, что управляющий и работник даже пришли посмотреть.
– Ты склонен выходить из вольта и наносить мандритто, юный Геральт. Да, мандритто у тебя сильный, в этом убедился тот дезертир. Сильные удары, но, так сказать, без грации, без тонкости…
– А кому и зачем нужны грация и тонкость? Удары наносят, чтобы убить.
– Но чтобы убивать, не скатываясь в рутину, попробуй для разнообразия роверсо[10]. Или, используя терминологию Весемира, синистр. Заверяю, удар не менее смертоносный. То есть выполняется наоборот, пассо ларго[11] правой ногой, полуоборот, молинетто и роверсо. Проработаем?
Они проработали.
Более чем за час ни один не смог попасть в другого палкой. С тем же успехом они могли бы сражаться без защитного снаряжения.
– Неплохо, юный ведьмак, неплохо. Вижу, что Весемир по-прежнему в прекрасной форме и по-прежнему отлично учит. Финиш, на сегодня закончим. Но под занавес… Небольшой подарок на память.
Он молниеносно атаковал, из гран пассаты[12] правой ногой и таким сильным молинетто, что Геральту пришлось блокировать серпентиной. Хольт, изогнув туловище, исполнил мандритто с финтом в левый висок, молинетто, контратемпо пассо ларго левой ногой, повторный молинетто, трамаццоне[13] и…
У Геральта засверкало в глазах, он сам не понял, как очутился на земле. Крепко приложился к ней задом. В голове жужжал и звенел рой пчел. Удар пришелся в висок и был очень сильным. Кожаный шлем все-таки пригодился.
– Что это было? – спросил он в ошеломлении.
– Грация, Геральт. Грация и тонкость.
Тело Хольта, когда тот разделся в бане, оказалось картой травм и хроникой несчастных случаев.
– Вот это, здесь, это кикимора. – Он указал на полукруглый ряд следов от укуса на левом бицепсе. – Застала меня врасплох.
Ужасный шрам на лопатке оказался памяткой от когтей серпоноса. Шрам выше правого бедра оставил коготь грифона, на левом плече отметились клыки виппера, он же глумец.
Но самые тяжелые последствия оставила стычка с меганеврой. Левое бедро старого ведьмака было деформированным; кроме рубцов от челюстей на нем виднелись следы хирургических операций, разрезы и швы – от бедра почти до колена.
– К этому, – Хольт полил себя водой из бадейки и хлестнул по спине березовым веником, – надо прибавить еще лодыжку, вот, глянь. Знаешь, кто меня так уделал? Дворовый пес, беспородной расы. Убил я сукина сына. Ну и еще череп, у меня бывают головокружения. В новиградской таверне засветили мне пивной кружкой в лоб. Да-да, юный Геральт. Кожа ведьмака – это летопись. Зимой, когда ты вернешься в Рокамору, осмотрим и подсчитаем твои мемуары. Ибо без них не обойдется. Я тебя не пугаю. Просто констатирую факт.
Медальон на шее Хольта изображал голову змеи с крупными ядовитыми зубами.
Геральт долго колебался, задать ли вопрос. Так долго, что Хольт ответил наконец. Сам. Не дожидаясь вопроса.
– Да, я был тогда в Каэр Морхене, тридцать пять лет назад. Когда-нибудь расскажу тебе об этом. Не сегодня.
– Но…
– Я носил тогда другое имя. Не удивлен, что Весемир скрыл это от вас; я же говорил, наши дороги разошлись. А я перешел на настоящие имя и фамилию. Потому что знал их, хочу тебе сообщить. Когда мать подбрасывала меня, – пояснил он, видя вопросительный взгляд Геральта, – вроде как где-то в Ковире, то вложила в конверт с младенцем еще и бумажку. Бывает, что умеющие писать вкладывают вместе с подкидышем еще и листок с личными данными… но обычно лишь дату рождения. Порой имя, но иногда еще и имя отца, а то даже и его фамилию. Милые дамы из ковирского приюта сохранили мой листок и передали ведьмакам, что забирали меня оттуда. А когда я прощался с Каэр Морхеном – а сердечным это прощание не было, – то Весемир раскрыл мне мое настоящее имя. Потому что Весемир, как и старик Бирнйольф до него, держит архив таких записок, сопровождающих подкидышей, но никому не позволяет в него заглянуть. И все же иногда делает исключения.
– Делает. – Геральт оживился. – Я поэтому знаю, что мой дружок Эскель на самом деле зовется Эсау Келли Камински. Но фамилия Эскелю не понравилась. И неудивительно. Он придумал себе сокращение из двух своих имен.
– А тебе, когда ты отправлялся на большак, Весемир не сказал, кто ты таков?