Боже мой! Чему тут можно сочувствовать? Как можно подобное одобрять или участвовать?
Дорогой мой! Кормитесь, верьте, что Вы в Божией руке, творите и уведомляйте меня.
И еще очень прошу Вас: узнайте и сообщите мне адрес А. М. Ремизова и адреса — князя Сергея Евгеньевича Трубецкого [457] и княжны Софии Евгеньевны Трубецкой. [458] Они жили до войны в Кламаре (Трубецкие), а теперь? Мне это очень важно знать.
А мы здесь по-прежнему сторонимся от всякой политики и тихо ведем свою философско-национальную службу. Наталия Николаевна шлет Вам сердечный привет. Господь да хранит Вас.
От Субботиных с января ни строчки!
1945.VII.2
Ваш И. А. Ильин.
Адрес мой: Suisse. Zollikon. Professor I. Iljin.
368
И. А. Ильин — Управление надзора Франции <3.VII.1945>
Requete au Contrôle Français
Je demande bien au Control Français la permission d’exprimer à mon ami, Iwane Chméloff, célébré écrivain russe, demeurant à Paris, mes sentimente anti-nazistes, que je porte dans moi depuis longtemps. On a besoin, sans faire de la politique, de decharger son coeur avec des amis, que ont les memes persuasions.
3. VII. 1945.
Professeur Iwane Iljin. [459]
Suisse. Zollikon. Zoliker str. 33.
369
И. С. Шмелев — И. A. Ильину <3.VII.1945>
3. 7. 45
91, rue Boileau, Paris, 16-e
Дорогой друг, Иван Александрович, здравствуйте!
Два дня тому, была у меня барышня-американка, было это нежданно-негаданно, и я как-то растерялся, не спросил даже, как ее звать, кто она, и адрес ее забыл узнать. Это со мной бывает, когда — нежданно явится посетитель да еще иностранец, да еще почти без языка для меня, — фран<цузско>го! Все-таки она как-то нашлась кое-что сказать, понял я. Приятная, с выдержкой, «в форме», собранная, — сразу я понял, что англосаксонской выпечки, «закрытая», — не как наши! — и при всем том — очень приятная, деловая. А я, врасплох, — пора бы уж без «расплоха»! — забыл, что могу любое письмо на нем<ецком> яз<ыке> понять, и почему-то сказал барышне, что после, со словарем, разберусь. Но она взялась переводить на франц<узский>! А т<ак> к<ак> этот язык в ее устах невнятен, то после неск<ольких> строк — перестала мне уяснять. А я тут же, с пригляду, все понял из письма барышни Шарлотты Барейс. Прекрасное п<ись>мо (от 3. 6.), я сегодня постараюсь ответить на него. И еще: вручила мне американочка 10 тыс. фр. фр. Оказывается, это по Вашему поручению. Я растерялся, и по сию пору — в томлении душевном, в светлом, и — трудном для меня.
Я не нахожу слов все выразить, но — добрый Вы друг, — зачем?! Как я и когда смогу вернуть Вам кровно-трудовое Ваше?! Я смущен... и Вам все это понятно. Видите... я всегда, с университета, был на своих ногах, хоть и из средне-зажиточной семьи... Женился на 2-м курсе, и до этого зарабатывал кое-что уроками, гоняя через всю Москву пешком — ну-ка, от Калужской ул. — до Красных Прудов! или — на Землянку! И уроки были в 15 и 20 руб. в месяц — два-три урока исхаживал, чуть ли не каждый остаток учебного — в универс<итете> — дня! И вот, помню, лето подошло... и мы — четверо — с мальчиком и няней — на мели... и решили поехать на месяц — подкормиться к матушке в подмосковную усадьбу. Крутое у нас было воспитание... всего хлебнул. Ну-с, и было у нас грошей — только на конке до Никол<аевского> вокзала доползти и на три билета 3 кл<асса>, а всего 80 коп., в-обрез к<а>к раз. Поднялись по кам<енным> ступенькам, смотрю, — Оля моя — вся красная... и шепчет, как в испуге — «три рубля нашла...» — и так робко и радостно в глаза смотрит, и будто ей стыдно. И мне стало неловко: «кто-то ведь обронил!» — без портмонэ, голая трешница-зелень. И так мы минут пять стояли, и чего-то ждали, Оля так, на виду, и держала бумажку — не подойдет ли кто, не спросит ли... ведь мож<ет> б<ыть> бедняк последний, как и у нас, деньги потерял. А уж ко 2-му звонку! Так никто и не подошел, не взял бумажку. Прошло 47 лет с того дня, а я все наши чувствования помню... и — все какая-то «тень тревоги»… А за полгода до сего я около 8 тыс. руб. потерял, из 10, выдел из родового дома, после отца, только чуть мебелишкой обзавелись, свадьбу справили, на Валаам съездили... — а я уж в то время был будто и писатель, в толстом журнале «Рус<ское> Обозрение», Конст. Леонтьева, июль 1895 г. был напечатан — впервые! — расск<аз> «У мельницы». Как я потерял, об этом долго рассказывать: лопнули бумаги, какие посоветовал мне купить один «знаток», а я... я был воробей-студент... Случай с «3 руб.» дал мне «опыт», м<ожет> б<ыть> вспомните, в «Челов<еке> из ресторана» мой Скороходов находит после кутежа под столом деньги, и что с ним произошло — как бежал домой-то!… В-вот. И вот, — никогда в жизни не брал взаймы, страшился... и вот, теперь в смущении... как, когда, чем расплачусь? Вы же не Крез, — даете! а у меня — в потенциале — ведь есть, только не дотянуться, ибо как бы «конжеле». [460] И все — мой труд. Знаете, я дважды отказался продать продюкторам синема — право на «<Неупиваемую> Чашу» и «Пути <Небесные>»? Искорежат мое, нет здесь исполнительницы для Анастасии — Лилии чистой. После уж пожалел... А Дарью и совсем никак не дадут... она — неуловима в I части, вся — «метельная». Разве может экран дать, что я слышу в ее очаровании и очарованности!? Редкий читатель — русский — почувств<ует>, да в чем же «очарование»… как никто не знает, почему влюблен в кого-то, что любит, за что любит: тайна сия не разгадана и никогда не будет разгадана... Вот и пойми: «не по-хорошу мил, а по-милу хорош». От сего и «дон-жуан» родился... Во II-ой части — она трудности невообразимой — для меня-то! — чуть-чуть яснится... — когда из «куколки» 1-ой ч<асти> выходит «бабочка», оформливается и начинает — владеть и — «везти возок». Но я заговорился. Вашим великодушием я повергнут, я весь как-то затих... слезы у меня на сердце, благостные... — и я не дерзаю коснуться дара светлого. Зимой прошлой я был потрясен, я видел в себе слезы, когда... бедная женщина с дочкой 16 л<ет> — читатели мои! — неведомые мне, вошли ко мне с двумя мешками... и сказали: «слыхали, что холодно вам... мы пришли топить печку вам...» — и высыпали дровишки, собранные за городом... и я не мог отмахнуться... они не слушали... и выгрохнули дровишки.
457
458
459
Заявление в Управление надзора Франции
Нижайше прошу Управление надзора Франции позволить мне поделиться со своим другом, Иваном Шмелевым, известным русским писателем (проживающим сейчас в Париже), своими антинацистскими чувствами, которые я вынашивал в себе с давних пор. Надо, не вдаваясь в полемику, иногда облегчать свою душу перед друзьями, у которых такие же убеждения.
Профессор Иван Ильин.
(