ФАУСТ
Мефистофель............. г. БУТЕНКО
… «Бутенко поет! бра-во!!… пятым в очереди, галерка в кармане!..» На этом розовом воспоминании профессор заснул.
… Снег, снег... сугробы — гора горой. И — ночь. Крепкая, морозная, глухая. Он стоит на расчищенном от снега месте, будто сцена в Большом, последний акт «Жизни за Царя», без леса только. И вот, сугроб начинает шевелиться, показывается темный гребешок... изба? Уж и солому видно, вот и карнизик, с «петушками»… — старая изба, такая милая, родная. Так и всполохнулось сердце: родная, ми-лая!.. А снег все осыпается, вот уж и оконце видно, красным пятном, все пламенней. Топится печь, должно быть... пылает, прямо. Должно быть щи варятся со свининой, — дух такой... томный, родной, чудесный..? Да, щи... и со свининкой! И... пирогами, словно..? с кашей, лучком потягивает. Рождество, — вот и со свининкой. И так захотелось огневых щей... ложкой, шершавой-крашеной. Постучаться... зайти?.. побалакать с празднично-краснорожим мужиком, с ребятками пошутить... да подарить-то нечего..? Порассказать, как там томились по родному, порасспросить, как тут мытарились... — слава Богу, все кончилось. Такая безудержная радость охватила, и такая тоска! и — стыд, — так и пронзили сердце. А мужик вдруг и спросит... непременно спросит!.. — «ба-рин... а почему... так... случилось?! ты вон в книгу пишешь, а все не то! ты по со-вести пиши... кто довел нашу матушку-Расею до такой ямищи... до такого смертоубивства?! А?!.. нет, ты сказывай — не виляй... кака притчина, кто додумался до такого?! кто научал, а?!..» Непременно спросит. Нет, стыдно войти, нельзя.
И все пропало: ни оконца, ни жаркой печи, — высокий опять сугроб. И глухая ночь. И — тоска. А дух от огневых щей и пирогов с кашей так и завяз во рту. Но тут, другой сугроб, как стена, тоже заворошился... — черное что-то там, будто большая собака возится, хочет на волю выскочить. И вот, выскочила... но не собака!.. — профессор шатнулся от изумления и страха, — выскочил на «сцену»… Мефистофель! Совсем тот самый, как представлял Бутенко. И грохнул потрясающе-низким басом:
Страх вдруг пропал, и стало тепло-уютно, как в театре. Даже хотелось крикнуть — «брра-во, Бутенко! би-ис!!…»
Но тут пошло другое, уже не как в театре.
Мефистофель заговорил... и не бутенковским басом, а скрипуче, с едким таким подтреском, козлиным словно, или вот если бы заговорила ехидная кощёнка:
_________________
С подлинным верно.
Ив. Шмелев
(Продолжение следует) — непосредственно.
<Приписка:> En russe.
28 — 15 авг. 1945.
91, rue Boileau, Paris, 16-е
Вот, дорогие друзья, невеселое мое «угощение», но чем богаты... Не судите — да не судимы будете.
Ваш Ив. Шмелев.
Это 2-ая доза от литературы.
Продолжение рассказа: Почему так случилось
… — «Браво»-то ты по-сле, а «биса» у меня не полагается. По-нюхал... как щами-то со свининкой, пирогами с кашей? мужицким духом, таким «доро-гим и ми-лым... таким родным»?! А в Париже ароматы, пожалуй, то-ньше... нэ-спа? Да-а, реми-ни-сценции, понятно... — «и дым отечества...» и прочие атрибуты! Брось, старо. Ты поумней Чацкого, хоть и глупей моего полупочтенного приятеля... до его со мной зна-комства. Влип в конфе-тку! И самую-то па-тошную! сорвал «маргариточку» — и сорвался! Ты все постиг и даже почти свершил свой труд миро... точивый — «Почему так случилось». Как критик, — парэксэлянс [488] и по призванию, я и принял сию прохладительную ванну. Не слишком тут комфортно, хоть и с руки мне... наскучила высокая температура, приятно освежиться. Да и, антр ну, [489] оскомину набила последняя работишка, уж слишком ки-сло... да и... «Фантасмагорию», понятно, разумею. Дешевка! дешевое вранье, дешевенький обман безглазых... да и на готовеньком, — легко и просто, под аплодисменты! Не говоря ужо об «апофеозе личности»! По-думай... «личности»! Такая чудотворная икона, должна бы истекать ка-кие чудеса... а истекло... — не стоит шевелить, нанюхался. С себе подобными преподобными — куда полюбопытней. Есть некая головоломка все-таки, игра ума! ведь как трудились, подпарывая ткань-то! Как се-яли... «разумное, доброе, вечное...» и... «спасибо вам скажет сердечное...» — но кто?! Почему так случилось..?! Навязчивая темка. Ответик у тебя готов... неполный только. Плохо ты знаешь Пушкина. Проглядел пустяк, но... важный. Тогда-то.. Да ведь, без «заглавия», проглядеть не хитро. Да и — «в скобках». Теперь-то знаешь, спохватился, до-вдумался! Как это... да: «Два чувства дивно близки нам...» хе-хе-э... теперь и бли-зки, да... далеки! Так вот, хочу направить... так сказать, по долгу... масса-жиста. Черт возьми, и я, ведь, то-же, почитываю Пушкина! Ну... что-то в нем це-пляет. У нас, понятно, под запретом, для зеленцы, — «да не смутятся»… ну, под партой, как, помнишь, Чернышевского, ошибки молодости? Что ныне этот «дум властитель»?! Солома. А в Пушкине все-таки, «сияньице»… Не вообрази привычно-глупо, что размяк и... «дар невольный умиленья впервые...» и тому подобное... — поросячьи песенки! Да, вот странность... поросята чертовски падки жалеть черта! петь «демоническое» и пре-клоняться. Впрочем, мерси-с на лестном слове. Все вы ужасные жалетели, с прохладцей. Да, байронизм... Перешагнули? Ну, что такое «ангел нежный», «в дверях Эдэ-ма»? Ну, сиял... да еще «главой поникшею»… хе-хе, как мило! А что ему и делать, как не сиять? Ведь сам же хохотал... не помнишь? я только твои словечки вспомнил, не корежься. Подумать... что я могу... к пятнадцатилетке-невинности, с душком просвирки! Нет-с, я люблю с горчичкой. Но Пушкина почитываем, — у-мен! Для тренировки. Надо же знать противника. Так вот-с, ты все-таки полюбопытней «бесов», в извивах мыслей. Факт, не комплимент. Ло-гика твоя..! редкая головоломка, увлекаюсь. Строишь дворец, а выйдет... и черт не разберет, что выйдет. А труд миро-... точивый! Судишь себя, а... гимн!