— Откуда ты, мерзейший, взял?!.. — вспылил профессор, — так все извратить... все муки, муки мысли, признаний, совести... все извратить!…
— Хо-хо-хо-ооо... все, му-ки... со-вести!… и с оговорочкой?.. И муки со-вести? вот новость!… А песнопенья «вечному порыву»? а постановочка все та же... «вечного вопроса», открывши клапан предохранительный? «логически осмыслив»?! Что, нервы?… закурить?… Прошу... — протянул «мерзейший» золотой портсигар, с знакомыми инициалами под-чернь: узнал профессор, в тоске неутолимой, портсигар брата-инженера погибшего. — Да, верно... его любимые кручонки... по-мнишь?.. Ну, не смущайся... ну, без колебаний, как... привет... как бы в призна-тельность... для укрепленья слабых нервов! Табак отменный, кры-мский! Нарочно для тебя из «склада» экс-нул, напрокат... попотчевать. Странно: поместили в отдел «вещей священных»! это портсигар-то, с чертовым зельем, а?!
(Продолжение следует).
Привет.
Ив. Шмелев.
<Приписка:> En russe.
376
И. С. Шмелев — И. А. Ильину <30.VIII.1945>
30. 8. 1945.
91, rue Boileau, Paris, 16-е
Дорогой Иван Александрович,
Этот рассказ явился мне на мысли года 2 тому, когда я сильно заболел (приступ воспалившейся «язвы»). Я увидал впросонках поляну и — гребешок избы в сугробе... Ну, начались «мысли»… и попробовал дать «профессора». Он — создан, ничего точно-автобиограф<ического> здесь нет. Все — в связи со всей моей работой, начиная с «Человека...» — «Св<ета> Разума» и проч.
Ваш Ив. Шмелев.
Взял труд переписать — для Вас, друзья.
Досылаю продолжение — 3-ье рассказа:
..….в штанах болтался — и в «вещах священных оказался»! Ка-ких..? Культурно выражаясь, — в поснятых с... «расхода», с... окропленных... этой... ну, жидкостью такой, свя-щенной. Тот, «нежный», «в дверях»-то, созерцанием увлекся, что ли... ну, я, для милого дружка... Да и щегольнуть приятно. А ты, сейчас, дэ-дукцию: «раз даже портсигар его...! — эрго: [493] Костя — в... непостижимом!» Поздравляю с «эволюцией прогресса».
Профессор машинально закурил, и острая тоска пронзила сердце. И — осияло; «есть «там»! если даже вещи живут...»
— … и если ты со мною дискутируешь... — закончил его мысль «студент». — Да, ло-гика приводит к... Но ты сверх-логики понюхай. Начнем. Это внизу дерут, у Капуладисов, Новый Год справляют, гречура. Дерут псаломчик. Помнишь, как плакал ты, тогда... у этого ан-тик? Хоть и разноголосо, дико, пьяно... — но ты плакал. Ты знаешь древне-греческий, атти-ческий, напевный, а э-ти..! Но раз такая «философия прогресса»! — паршивая коринка да горклая маслинка, в сальдо?.. Ты мысленно переводил — и плакал. Узнаёшь мотивчик?..
Профессор узнал псалом, тот самый, как когда-то, на островке, зимой. То был 103-й, псалом «Творения». В душе профессора он преображался в Хваление всей твари: безднами, горами возглашался, звездами, пустынями, водами... всею тварью, чистой и нечистой, и Левиафаном-Змием, играющим в пучинах... — всем, что «премудростию сотворил еси».
— Размяк, хе-хе-э... Надолго? Да ты эс-тэт! Ты понимаешь и величие, хотя бы эстетически... ну, на три с плюсом. Признаться, на меня то-же действует манень- ко... такое. Не знал, хе-хе..? Слабость, братец, слабость, ре-ми-ни-сцен-ции... — порой всплакну! Но... к делу. Знавал я мужика Микиту, рязанского... Ну, и заводил он сей псаломчик! Живот, бывало, надорвешь, ежели эстети-ческий подходец... а ежели по существу... — о-го-го-го-о! далёко, братец, до Микиты и тебе, и... Он сему «левиафану-змию» молился! гимн свой возносил, чтил, как священное. Так умилялся, что и его-поганца создал Бог — в великих водах игратися и безобразничать радостями левиафанстиими. Нет, ка-ков?! Так твое-то эстетство перед таким рязанским всеумилением — ну, что?!… — пустышка! нигил!! Пробовал я того Микиту на-зуб, так и эдак... — плюнул. Как же он все коверкал, и — как же понимал... все! Нутром, сверх-логикой. Ведет своей культяпкой по строке — вспотеет, и спереду, и сзаду, и дух пущает, от умиления!.. «На...-сля...-дять... ф-фу-у... на-сля-дять... зе-млю!…» Да, «на-сля-дять», на «я» надавит... — и сокрушается, солющими слезами орошает затертые страницы... что зя-мельку-то, священную... всюю-то наследили, запакостили... во-как! И за загаженную — молился! Ну, куда же тут...?! Он «аще» и «абие» и разные там «обаче» за священно-тайное принимал: заслышит — осеняется. А уж как «паки и паки»… об пол лбищем, от умиления! По-нял, дурак? Это комплимент, не корчись. Ну, пошли к черту, да тут останусь, по ло-гике. Так вот, постиг теперя, что такое — сверх-логика? Теперь — к «симфониям».