Профессор закрыл лицо руками, — постигая что-то, сокрушаясь..? Как же не понимал такого... раньше? тогда, тогда..? И вдруг, во сне — он сознавал, что это с ним — во сне — все понял! И как же просто, все!…
— Что, очертело? хочется скорей уразуметь — «почему так случилось»? Понятно, что теперь — «так просто»! А вот, в «симфониях», совсем осмыслишь..., мо-жет быть, осмыслишь, не утверждаю. Ин-дукцией.
— Ах, концерты! как любил ты их..! «Благородное Собрание», этот «колонный зал» — ан-тик!.. Эту «Симфони эротик»… «величественно-царственную», — хе-хе... тво-е словечко, был еще студентом и здорово французил... по-мнишь, с блондиночкой, читал в программочке, показывая образованность, — «херу-ак»! всякие квартеты... эс-моли эти, Моцарт, вдруг «открытый» Ва-гнер... даже и Бах — «хвалитель»! А Шопэнчик, манивший недосказанною грустью, его вальс № 3... — «стремления, исканья, нахожденье»! Ну, Чайковский, по настроению... но «патэтическая» — уносила. Тот, ну... «12-й»… не очень, та-ак — «барабанное» — твое словечко! Понятно: хоть там и есть заветное, «марсельское»… — «ах, если б..!» — не мыло, а... взмыв такой, влекущий... но!… тут же ладанное это, из панихиды и молебна, что ли... и еще это, ну... «на страх врагам», коро-нное, некий запашок, с кваском! [494] Я тоже посещал концерты. Музыка... она, брат,... почитай Толстого, — будит похоть. Старика-Льва мутило. Потел я с ним, а таки-сбил на «Крейцере»! — переперчил старик. Этот его «Крейцер»… кой-кого толкнул на «пробу»… ну, что поделать, — темперамент. С каким зарядом ты выходил под звезды, под тот горох пылающий, январский, как вскипал приливно — «се-ять, се-ять...!» — и призывал извозчика, и чем-то троглодитным, опосля «симфоний»-то, был для тебя тот «ванька»… но как же без него, хоть и с «зарядом»! Я провожал тебя, и, тоже подогретый, я шептал тебе... я умолял тебя — «сей, сей, голубчик... гуще, гуще... что вы-растет!..» Ты напевал, под визг полозьев, —
И все-ба-зары — — — про-ва-лились... и мужики... и си-мфо-нисты...
Все-о разба-за — — — ри-лось!…
— Кричи ура, — взо...шло! Хе-хе-хе-хэ-э... взошло, взошло, взо-шло-о-о...
— И что же? мужик-то то-же... любил «сим-фо-нии»! Пучишь глазки? От-ли-чно понимаешь. Понятно, не Бетховена... а были у него свои «симфонии». Но ухом, — всем нутром вбирал, и даже брюхом: рас-пи-ра-ло! Не постигал, — а умилялся. Уж коль на-чистоту — так вот, в «мёрси», поведаю: ему, во тьме и грязи, его-то... с «загаженной» землишки, открывалось... гм... ну-да, да, да! да, открывалось... небо! уж признаваться — признаваться: весь универс!.. Да мне ли, черрт возьми, не знать, раз я всегда таился на его «концертах»! ну, сбочку... ну — там, где метлы!… И, ведь, слободно, без билетов, сколько влезет! Миките-то... — ишь, хе-хе... как я его жалею... — грудищу распирало «симфо-нией», и воз-но-сился он! Да, черрт возьми, он возносился. Да, да, в вонючем полушубке, в валенках, — и возносился! порой, и пьяненький маненько, а... возносился! Ну, ты же понимаешь... — «и в небесах я вижу...» и тому подобное. Для пояснения, понятно, отнюдь не утверждение, нэ-с-па? а? а... может, между нами, там — пустышка, а? что? можешь утверждать?.. Блажен, кто верует... тепленько ему будет на том свете, хе-хе... И воспретить возноситься никто не мог. Пред «вознесеньем», что таиться, я пасую. И вот, твой «ванька»… — сколько таких в дослежке было у меня, «к докладам»! — за день намерзнется, брюхо чайком попарит, лошаденку на постоялый, а сам-то к этому... к Миколе-на-Пупырках, где хор «васильевских», либо — где «чудовские», в Чудов, в Успенский, к «синодальным», а то под «Золотую Шапку», где, ради славы, — вот поди ж ты! — певали и солисты из Большого — Хохлов, Бутенко-с... Собинов, Смирнов... Ммда-с, пе-вали. И, ведь, прознавал, безглазый, в полпивных, в трактирах, где будет нонеча «симфония»! М -да-с, пе-ва-ли... слы-хал-с... м-да-с... Бортнянского, номерок 6-ой-с... ту, «Хе... херу-имскую»… — он, ведь, и к обедням шмыгал. А вот, как «синодальные», за всенощной... самый патетический момент... ну, «Слава»… дрожью пробирало Микиту-«ваньку». Эх, уж поведаю, Пушкину в-пандан... [495] Раз как-то... нервы, что ли... полная капелла — один-то голос! — «Слава в вышних...» ну, ей-ей... ну, вознестись хотелось..! — ремини-сценции, понятно. Ты подумай: в метлах-то сидя, в морозе, за дверьми, —
494
Речь идет о торжественной увертюре П. И. Чайковского «1812 год» (1880), в музыку которой вплетается мелодия «Марсельезы», но в завершение победно звучат звуки гимна-молитвы Российской империи «Боже, Царя храни».