Учился на медные, но был все же поэт, хоть и не Пушкин,
И выбрал себе псеЛдоним — «шутник Хлопушкин».
Последним словом сего шутника Зосимы было:
«Приими, Господи... все обиды душа моя забыла...»
«Приими дух мой в селениях Праведных, Владыко!»
«Не поставь мне в строку всякое мое гнилое лыко!..»
«Очисти мя, пьяницу смрадного и гада»,
«Хоть издаля зрети удостой кущи Святого Града!»
Особорован был по чину, прощен-причащен, отпет.
Жития его было — ох, немного! — пятьдесят восемь лет.
Помянули его друзья и близкие тризной за блинным пиром.
Приими, Господи, пропойную его душу с миром.
КО ДРУГУ — ЕЛЕГИЯ
Нике-ша! друг!!… Присядь и вспомяни,
Как вечера с тобой, бывало, коротали
И рюмочек, понятно, не считали...
Как Пушкина, в слезах, мы трепетно читали
И о Поэзии возвышенной мечтали!..
Присядь, мой верный друг... размысли, покряхти!..
Что было — то прошло... увы, увы... ахти!..
Любил ты покряхтеть и воздохнуть с укором...
Как мы с тобой в Москву потешили лекором!..
Ах, добрая душа!.. кастрюльки делал ты,
Всегда был без гроша, всегда — одни мечты...
Кастрюльки-зеркала да Пушкин, — весь тут ты.
Поэзию любил, на нищих разорялся:
Пропьешься начисто — кастрюльками швырялся, —
«Бери, нагой-босой, не жалко меди мне!..
«Что золото — что медь: все плавится в огне!»
Все повара кастрюлькам тем дивились,
Как образам святым на них они молились.
Зеркальный блеск, всем зеркалам укор!
И Лондон, и Париж признали твой лекор!.. [715]
Смиренник, — при такой-то смётке!..
Про Пушкина-то... как, бывало, говорил?!..
«Что, ежели б Господь почет мне присудил —
Хоть гвоз-диком торчать в святой его подметке!..»
По-бил ты мой лекор... — и тут я не забыл,
Как че-тверть осадил!.. и что же?.. — све-жий был!..
Да, перешиб меня... все доктора дивились.
Сапожники и повара ловчились, —
Нет, жив лекор! неколебим, как Пушкин.
Да-а... Мушкин одолел, — во прах разбит Хлопушкин.
Что нудило нас, друг, поставил наш лекор?..
Беспутье?.. дух в груди?.. безмерных сил напор?..
Здесь, на досуге, я доселе размышляю...
И многое познал, а этого не знаю.
Чай, прихватил с собой..? — налей и покряхти,
Подумай обо мне — и за мое хвати.
Налей и мне фи-ал... прочкнусь и потянуся,
Да руки коротки, — увы, не дотянуся.
Ну, за меня удвой... одну, другую, третью...
За упокой, дружок, не то, что к многолетью:
Как пьешь за упокой — в груди дыханье вянет,
Рука дрожит, так к горечи и тянет...
Да в горести чреда всегда у нас одна:
Хоть четверть принеси, — всю вытянешь, до дна.
Всю вытянешь... и слова, брат, не скажешь, —
Живой ли, неживой... — сырой колодой ляжешь.
Я не взыщу. Шепни мне: — «Зо-ся, дру-уг!..»
— «Нике-ша..! — отзовусь, — что, ежель, милый, вдруг,
Отшедшие, мы все воскреснем?!..
Да с радости такой с тобой мы так-то тре-снем...
Что, не опомнившись, мы оба враз умрем?!..
Вот, ахнут-то, как мы ту штуку отдерем!..
И, по Трубе, опять воскреснем!?..
И снова, в радости, та-ак треснем..!..
Что в третий раз с тобой помрем?!..
Помрем — воскреснем... снова треснем...?..
Пирпетум-мобилю на о-пыте решим!
Вопрос бессмертия на деле разрешим...
Безмерность русскую покажем:
Мы — Пу-шкина сыны! — докажем.
Архангела с Трубой, пожалуй, насмешим... —
И — в пекло... — так и порешим».
— «Не-эт, — скажет, — прыгуны... пряменько в рай грядите,
Жизнь пролекорили... — смирненько зде побдите!
Отныне вам в почет сие уделено:
С утра до вечера пить райское вино».
И скажем мы с тобой — «уж нет ли тут ошибки?..»
— «Нет, скажет, молодцы... у нас уж без прошибки!
Вот написание... по-били вы ле... кор!..
Чего не бывано у нас до этих пор!..
Сам руку приложил... сам наш Великий Пу-шкин!…»
«Никешка Мушкин да Хлопушкин —
Достойны... Закрепил: А. Пушкин».
Ну, мо-ло-дцы-ы... — побили все лекоры!
Дивятся всех на вас Архангелов Соборы!»…
Ка-кой очи-стки здесь!.. — все ценят знатоки...
Протодиаконы, к цримеру, — ух, каки!..
Аз Третий, сам, что в Бозе... восторгался.
Уж он ли не лекор..?!.. — и то, брат, поражался!
— «Вдовы Попова там..? аль «белая» Смирновка..?!.
Нет, говорит: лекор — «Небесная Перцовка»!..»
Слыхал я, — пьет ее сам чи-стый Алкоголь!..
Приятели мы с ним, хоть перед ним я ноль.
Ну, а пока, гло-тай... и слезы, и... го-ре-нье...
А я... — и духом сыт. И полон вдохновенья.