Твой _л_и_к_ тревожит. Все мне кажется, что ты уже пришла. Опомнюсь — больно. Видишь, как пишу тебе, все, все. Каждый день с тобой. И — сколько не послано, истреблено, в моем хаосе. Открыл письмо… — но почему же не послал? Смущало что-то… Разорвал. Прошлое, тебе не надо. Но никогда не хватит силы послать «две строчки». И подписаться «И.». Так редки письма и так до-лги. Я вижу твое сердце и… — подавляю раздраженье, если оно родится. Два слова, — в таком далёке… — боль. Значит — другая боль, которая сильнее первой? Я понимаю, не корю. Так это мало, эта боль «двух слов»… когда болит другое, огромное. Оля, я много написал тебе. Свети же мне, хоть слабо, но свети… И — не смущайся… дай кусочек сердца. Как ты чудесно — «хочу, хочу к тебе…» И все забылось, и я счастлив. Тобой. И сила растет, в упорстве, в достижении, «найти». Скажи о своей жертве — в любви, 10 л. тому. Мне надо знать, все. Я так счастлив, что ты со мной, в стекле. Хрусталь мой! Как тебя целую! Ты не дышишь, вот как. Неужели и нынче — метаться буду?! Что же мне тогда? Бром, бром. Он подавляет зов. Невыносимо напряженное… часа-ми! Не укатали горки сивку. Всю целую, всю, до… сердца. Твой Ив. Шмелев. Пиши!!!
[На полях: ] Но как страшно: я чуть тебя не выбросил, с оберткой!
Все еще нет «pneu»[63]. Должно быть уехал, или — не хочет видеть?
Видел женщину, которой — «в_с_е_ равно», смерть… лишь бы _б_ы_л_о, по ней. Как-нибудь расскажу, как меня катала и чуть не……. инженерша, в Праге67. Странный случай, «холодный кипяток».
Ничего другого не пишу твоим Стило, только — _т_в_о_е_ или _с_в_о_е.
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
23. Х.41 8–40 мин. вечера День был чудесный, свежий.
Какое счастье, моя голубка, сердцем на тебя молиться! Вот ты, так близко, каждый миг смотрю, как хороша ты, как дивно хороша! Оля, Олёк мой, что со мной — не знаю… я не знал, что можно _т_а_к… любить..? Нет, это сильней, светлей, это неохватно, это — вне ощущений, неопределимо, что _э_т_о! М. б. _э_т_о_ близко к тому чувству-сверхчувственному, как «райское», как объясняет ап. Павел, — «восхищен бысть в рай и слыша неизреченные глаголы…»68 — то, что не в силах человек высказать. Или — _п_о_д-чувство — _э_т_о?! Ведь тут не только дух, не только чувства все… тут — _в_с_е_ во мне захвачено, все сплелось, — я тебя _х_о_ч_у_ всем, что во мне, _м_о_е… — ты слитной стала, будто ношу тебя, и нет тебя — ни-где, вся ты во мне, моя Царица! Ты знаешь, твой портрет — волшебный, _б_е_р_у_щ_и_й, — он поет. Вот, на виду он, — кто приходит — смотрит… — ка-ак похоже… это… не домашний ли, не «для себя» ли снято..? Путаются все, а я молчу… Что же, можно пустить легенду, — что домашний, Ее, чудом, случаем достался, мне. Так ты… на Царицу-Александру, Свято-Мученицу нашу… так похожа! Бывают миги… Ольга! ты необычайна!! В письмах погляди, найди… сколько писал — «необычайна», «неповторимая», — ну, не сгадал я?! Ты совсем _д_р_у_г_а_я, чем на других… — сверх-необычайная! И ты, _т_а_к_а_я… еще будешь колебаться, вопрошать, — от Бога ли? Ты — предназначена _б_ы_т_ь_ собой, не — ферме принадлежать, а — _б_ы_т_ь, _ж_и_т_ь, _т_в_о_р_и_т_ь… любить по сердцу. Бром помог мне: я сегодня был покойней. Я просыпался, на тебя молился… — ты близко, ты… _б_у_д_е_ш_ь. Вдумайся, _к_а_к_о_й_ же _з_н_а_к_ был явлен тебе, давно-давно, 28 мес. тому. Открыла книжку, мою — «Въезд в Париж»! Никакую другую, а _э_т_у. «Париж». Шире надо, это лишь «образ», символ: «в»… т. е. — «из». Бери буквально — «В Париж». Вот, именно, сюда. Или _в_с_е_ «просто так»? Сама же знаешь, что совсем не «просто», а «сверх-знаменательно» и мудро. Исхода нет ни для тебя, — так верую, — ни для меня: — _и_н_о_г_о, чем наше — _в_м_е_с_т_е. Н_а_ш_а_ Жизнь, сколько даст сроку Господня Воля. Это, «для меня» — уже не «верую», а — _з_н_а_ю. Мне — нет исхода, другого. Без тебя — все кончено. Увеличу твой _л_и_к, — пусть светит мое Солнце, — _с_ч_а_с_т_ь_е. Ну, к порядку. — Двое суток — «пней» не принесли. Сегодня я взял книжки и портрет — на случай, — другой, такой же, ты увидишь у Марины, для тебя. В отеле «Бристоль» узнал: мой «пней» ждет. Мосье Толен… — что ли? — третьи сутки, как отбыл. Куда — не знают. Вернется? — Не сказал. Я взял мой «пней», оставил две строки, в объяснение, на случай, дал «шасэру»[64] на чай, оставил адрес и просил немедленно мне сообщить, если Т[олен] вернется. Мог же уехать по делам, мало ли… Ведь «европейцы» из минуток гульдены куют… у Т[олена] могли быть «комиссии» от разных. Не мы, ведь это. Я, когда в России ездил, бывало… оставишь номер за собой, чтобы вещей не таскать, и — кружишься с неделю, — плевать там, что платить за номера.