Устал, тянет — лежать, лежать — и ни о чем (кроме тебя) не думать.
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
17. VII.43
Вот, дорогая Олюша, — начало переписанного — и отчасти выправленного рассказа688. Целую тебя, дорогая, именинница моя!
Вот — мои цветы тебе. Ваня[333]
Вот, пока — что успел, из-за моей руки. Твой Ваня
Опечатки выправь. Завтра продолжу.
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
19. VII.43
Дорогая моя Олюша, и все нет письма от тебя! Со 2-го июля. Что с тобой, родная, я в томительной неизвестности, в тревоге. Жду, жду… Хоть бы Сережа две строчки, на маму не смею надеяться, так замоталась она, — писала ты. И где ты — не знаю, дома ли, в клинике..? Не могу и тебя утруждать, если ты слаба, или душа не лежит писать. Буду терпеть, ждать. Два дня, чтобы разбить окамененье мое, лежал на воздухе, на дачке. И рвался к себе, — м. б. письмо? Нет. 17 я послал тебе начало «Под горами». Вот продолжение…[334]
Вот, дорогая, светик мой Ольгуночка. Еще напишу — закончу садом… Страшусь-недоумеваю, почему нет письма. Слаба, не можешь? Что случилось? 18 дней нет. Мне тяжело. И ты это знаешь. Ты написала бы. Но пусть хоть два слова напишет мама или брат. Понимаю, не до меня им. Или осложнение после операции? Ты должна быть здоровой! Господи, помоги. Твой Ваня
Мысли вянут, ничего не могу делать, думать. В.
[На полях: ] Не знаю, что и думать, но я так истомился. Руке легче, но боль чувствуется, скоро устают пальцы.
Целую тебя, свет мой Оля
О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
12. VIII.43
Мне тревожно, дорогой Ванюша, думать, что письмо мое вчерашнее689 тебя огорчит, — потому шлю эту открытку. Писать мне очень неудобно, лежа на спине, потому и пишу открытку. Вчера я было думать начала, что окончилось мое кровоизлияние, но сегодня утром снова прошла темная (как будто старая) кровь и днем еще раз, и вот сейчас чуть-чуть окрашено, вроде мутного чая старого. Как мама сказала «ополоски». М. б. омывается почка, но где же эти залежи? Алой крови не было. Смущает лишь, что нет сгустка, — обычно им-то и кончается. Ну, посмотрим. Вчера целый день хорошо себя чувствовала, а часа в 4 сердце очень устало и душно было. Это тоже бывало, когда закупоривается почка. Сплю хорошо. Уролога нет, но мой хирург просил ему тотчас же сообщить, если будет что-нибудь мне нужно и он готов помочь. Это истинно христианская душа. Но, Ванечка, не волнуйся обо мне: я спокойна и надеюсь на помощь Божью, хотя и недостойна ее. Будь, милый, здоров и тих. Обнимаю. Оля
[На полях: ] Во всяком случае, если не совсем кончилось кровоизлияние, то на исходе, т. к. алой крови нет. Пока, конечно.
Не волнуйся!
17. VII — Мне лучше.
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
14. VIII.43
1-ая часть рассказа
Милка моя Олюночка, вот тебе «Свет во тьме»690. Посылаю, чтобы ты хоть чуточку почувствовала, как я работаю (тут это только чуть дано). Это — 3-ья—4-ая редакция. Я сперва написал 3 1/2 страницы — весь рассказик. Потом развил его (2-ая ред.) (получилось 5 страниц), затем дополнял (3-ья ред.), исправляя о-чень, получилось до 8 страниц. И уже готовую работу — вновь, здесь, — почеркал. В живой беседе я тебе объяснил бы, почему я так правил, вычеркивая даже частичку «бы». И все было бы обосновано. И все — очень важно. Этот рассказ к сердцу не прирос. Но я заставил себя его прочувствовать. Задача очень трудная. Психологически надо было все обосновать, соблюдая сжатость. Так надо было — для легкости издания — инвалидам. Не серчай, что я был строг к тебе за «Ландыши»691. Ты слишком для меня нечто, (а не малость), слишком значительна в дарах тебе отпущенных, чтобы _л_е_г_к_о_ к тебе относиться. Ты, просто, побаловалась (нервила, м. б.) пиша сказочку[335].
Одновременно посылаю окончание. От тебя вот уже 12 дней — ни словечка. Тревожусь, как ты себя чувствуешь. Написала бы хоть 2 слова! Трудно? Ваня
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
14. VIII.43
Милая Олюша, вот окончание рассказа. Вдумайся дую мою поправку — и поймешь, зачем так было надо править. Это очень важно. А на словах я бы прочитал тебе целый курс о том, как надо работать над совсем как бы готовыми вещами. Ваня[336]