Мастер Док Панчо — высокий толстый чудак с взлохмаченной артистической шевелюрой — манерой держаться и скверным английским языком походит на Швейка. Двадцать лет он ходил на кораблях, рассказывает он нам. В Гонконге случайно научился искусству татуировки, потом работал в Сингапуре и Рио. Его мечта — до конца жизни остаться в Антверпене и «жить только искусством»!
Что он думает о международной обстановке, видно по изречению, которое висит в красивой рамке на видном месте, над его рабочим столом: «В случае атомной бомбардировки: 1. Сохраняй спокойствие! 2. Плати по счету! 3. Отправляйся в ад!»
На стенах красуются сотни образцов татуировки на выбор: гирлянды, голые — женщины всех габаритов во всевозможных позах, пейзажи, корабли, ветряные мельницы. На одном образце типичный мейссенский узор луковицами. Может быть, кто-нибудь выжжет его на коже под стать — воскресному сервизу?
В витрине фотографии лучших работ Дока Панчо: женские тела, с ног до головы покрытые мелким сетчатым орнаментом, будто одетые в кружевное трико (а если той, которая наденет это плотно прилегающее трико, захочется его снять?). В большом декольте, на выпуклости каждой груди извиваются страшные драконы (а если это украшение выйдет из моды?). Мужские ягодицы с нежным рисунком из сердец, на волосатой груди — парусники, подгоняемые ветром… Всего не описать! А под — широко демонстрируемыми телами клиентов надпись: «Моя работа столь таинственна, что я сам не знаю, что творю». Как бы вы отнеслись к браслету из сине-зеленых ангельских головок? С гарантией на всю жизнь!
МОЛЛЮСКИ И ЖАРЕНЫЙ КАРТОФЕЛЬ
Было бы наивно думать, что за полтора дня можно познакомиться с таким городом, как Антверпен, со всеми его светлыми и темными сторонами. Можно одно: попытаться почувствовать особую атмосферу, свойственную каждому городу.
В лабиринте узких переулков между Шипперстраат и набережной Шельды высокие домики почти все не шире трех метров, с красивыми фасадами в стиле Ренессанс. На маленьких окошках — яркие ящики для цветов. Островерхие крыши с мансардами. Среди них неожиданно тянется к небу готический собор. На треугольной площади перед ним дети играют в волейбол, а старики кормят голубей.
Почти в каждом старом домике бар или кафе. А на каждом втором светится надпись «Стелла Артуа» или «Кристалл Алькен». «Столько баров с одним названием?» — спрашиваем мы. Или это названия гастрономических концернов? Может, бельгийского Ашингера зовут мосье Артуа? Выясняется, что «Стелла Артуа» и «Кристалл Алькен» — излюбленные марки бельгийского пива!
Для этого района старого Антверпена типичны маленькие бары с одной-двумя дамами. Когда в миниатюрных заведениях гости, окна зашториваются. Если посетителей нет, дамы сидят в удобных креслах у окна, вяжут, играют с кошкой или смотрят телевизор. Они не зазывают прохожих жестами, не делают двусмысленных замечаний, как это принято в большинстве портовых городов. Кто хочет, может зайти, выпить пару бутылок пива, поболтать или излить свою душу. Затем он может попрощаться или же остаться на ночь. В задней части заведения чаще всего есть настоящий бар, а иногда только столик с креслами и замаскированная кушетка. На окне неизменная клетка с птицей. Проституция в Антверпене домашняя, уютная. В каждом таком заведении, как положено, висит объявление: «Лицам до восемнадцати лет вход запрещен!» Вывеска в воротах между двумя барами на Шипперстраат гласит: «Сдаются меблированные комнаты».
Более близкое знакомство с фламандским языком доставило нам много удовольствия. Begrafenissen — похоронное бюро. Belegde broodjes — сандвичи. Надпись, которую мы увидели в витрине игрушечного магазина рядом с воздушным пистолетом, расширила у коллектива нашей экспедиции запас слов: «Automatisch luchtpistool met samengeperste lucht! Zeer krachtig!»[2]
В ближайшие месяцы мы будем выражать одобрение только двумя словами: «Zeer krachtig!»
Элегантные улицы Антверпена между собором св. Павла и главным вокзалом сохранили очарование доброго старого торгового города. Конечно, там есть неоновая реклама и кое-где попадаются фасады из бетона и стекла, но современные дополнения не звучат диссонансом, как во многих западных столицах. Новое не пытается заглушить все соседствующее с ним, оно скромно держится в стороне и вписывается в существующий ансамбль.
Общий вид Антверпена в большой степени определяется разнообразнейшими ресторанами. Я не знаю статистических данных, но думаю, что по соотношению количества ресторанов и численности населения Антверпен занимает одно из первых мест в мире. И ни один из многочисленных ресторанов не похож на другой. У каждого свой стиль, но все они удобны и уютны. Посетитель сразу чувствует: тут мне все будет по вкусу.
Мы заглядываем в некоторые рестораны — этого достаточно, чтобы создалось впечатление, что в Антверпене едят только «monies» и «frites».
Приготовленные разными способами моллюски и жареный картофель — фирменное блюдо города на Шельде. Картофель жарят в передвижных кухнях на глазах покупателей и продают на перекрестках. За ним становятся в очередь, как в Берлине за сосисками. Обычная картина в Антверпене: элегантный делец, с портфелем пли биржевой газетой под мышкой, не спеша идет в густой толпе пешеходов и грызет горячий жареный картофель, доставая его пластмассовыми палочками из просаленного пакетика.
Если бы мне нужно было передать атмосферу Антверпена одним словом, я бы сказал: уютный.
Даже в учреждениях здесь люди добродушнее, чем где бы то ни было, и обладают чувством юмора. Не последним доказательством этого был офицер полиции в порту. Даже в объявлениях проявляется это столь редкое для официальных учреждений свойство.
Например, в музей судоходства на набережной Шельды можно заглянуть с улицы. На окнах не видно строгих запретительных надписей, лишь небольшие таблички мило советуют: «Отсюда очень плохо видно! Лучше войди внутрь!»
Достойный зависти Антверпен!
Поздно вечером «Хиддензее» выходит из порта. Мы снова стоим на верхней палубе и смотрим на далекие огни старого Антверпена. Так мы распрощались с Европой.
СТРАНА ПРЕКРАСНЫХ ГЛАЗ
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, МОСЬЕ!
Мы проспали Африку!
Когда стюард разбудил нас к завтраку, мы тут же ощутили странное беспокойство. Чего-то не хватало. Ах да! Было совершенно тихо, машины не работали. «Хиддензее» стоял на якоре. Через иллюминаторы на фоне неба виднелись очертания Касабланки: высотные дома, цистерны, склады, у причала большой пассажирский лайнер.
После Антверпена нас пять с половиной дней убаюкивал стук машин, под их музыку мы ели, работали, играли в карты. Пять спокойных дней отдыха.
Бискайский залив нас разочаровал. Правда, «Хиддензее» здорово качало на атлантической волне, но напрасно мы ждали знаменитых осенних штормов. Нам так и не пришлось доказать свои моряцкие качества. Но моряки «Хиддензее» и без того больше не считали нас пассажирами. Мы уже были свои, учились читать морские карты, отмечали курс, определяли местонахождение судна, помогали при уборке, чинили линию связи, очищали радарную установку от тараканов, участвовали в собраниях и праздниках, в заботах и радостях матросов. Со дня старта в Ростоке прошло две недели. Быстро пролетели эти дни!
После завтрака мы поднялись на мостик. Лоцман уже был на борту, ожидали только буксира, который отведет «Хиддензее» к пирсу. Капитан Христиансен посмеивался: «Конец вашему безделью».
Я взглянул в сторону Касабланки. Марокко! В ближайшие недели мы изъездим его вдоль и поперек. Что я знаю об этой стране, которую арабы называют Магриб аль-Акса, то есть Крайний Запад?
Мне в общих чертах знакома история этой страны, этапы ее борьбы за независимость. Я могу перечислить марокканские партии, профсоюзы, могу назвать четыре города «махзен», из которых — султан управляет государством: Рабат, Фес, Мекнес — и Марракеш. У меня записано, какие архитектурные памятники надо обязательно посмотреть — мечеть Кутубию, башню Хасана, Баб Мансур. Я знаю об искусственно разжигаемой и ловко используемой колонизаторами розни между арабами и берберами. Из статистики я выяснил, что в Марокко двенадцать миллионов жителей, что важнейший продукт экспорта — фосфаты, а ежегодный урожай цитрусовых составляет примерно пятьсот тысяч тонн.