Ситуативное наслаждение насилием зачастую обнаруживается на поле боя. Пацифист Уильям Джеймс в свое время с горечью заметил, что война может быть «в высшей степени захватывающим занятием» и «сценой величайших человеческих усилий». Для некоторых солдат (хотя, вероятно, таких совсем немного) сражение превращается в удовольствие. Как отмечал молодой Уинстон Черчилль, «ничто так не будоражит, как промазавшие мимо вас пули». Гленн Грэй, американский солдат, участвовавший во Второй мировой войне, говорил о «стойкой притягательности сражения», подчеркивая его «экстатический характер в исконном смысле этого слова, в смысле состояния, когда ты выходишь за пределы самого себя». По воспоминаниям солдат – участников Гражданской войны в США, в бою «все ваши мысли ускорялись до предела», оказываясь «в состоянии, почти идеально близком к мечте», и это «возбуждение невозможно выразить ни словами, ни пером». К таким же выводам пришел ветеран Вьетнамской войны Уильям Бройлз. Он предостерегает, что «война уродлива, отвратительна и порочна, и у людей есть все причины ее ненавидеть», однако в дальнейшем утверждает, что «большинству из тех, кто был на войне, если они не лукавят, придется признать, что где-то в глубине себя они все же любили ее, любили так сильно, как ничто случившееся с ними до или после войны». Война – это «опыт огромной интенсивности», она «заменяет тяжелые серые дни повседневной жизни жуткой и безмятежной ясностью»; «если вы вернулись с войны целым и невредимым [важное уточнение], вы осознаете, что война открыла в вашей душе такие дальние уголки, которые для большинства всегда будут оставаться неведомыми». Война, предполагает Бройлз, «это, возможно, единственный способ для большинства людей прикоснуться к мифической области нашей души… Короче, война – это кайф»[17].
Многие, а возможно и большинство, из тех, кто получает удовольствие от насилия в определенных обстоятельствах, не испытывают сколько-нибудь существенную потребность в нем и не впадают от него в зависимость. Когда обстоятельства меняются, они зачастую могут вернуться к тому, что мы предпочитаем считать нормальной жизнью, где в дальнейшем им необязательно будет возвращаться к насильственным действиям. Тот же Бройлз, впоследствии ставший известным писателем, несмотря на все восторги, которые он ощущал в бою, констатировал: «Я больше никогда не захочу воевать» и «Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы моему сыну не пришлось воевать». А Гленн Грей, ставший профессором философии в Колорадо-колледже, в конце своей книги рассуждает о том, что следует предпринять для искоренения войн[18].
Кроме того, война была или казалась экономически выгодным предприятием для ее участников. Некоторые военачальники были в состоянии сполна расплатиться по долгам – деньгами либо зачастую алкоголем и наркотиками. В других случаях основной формой вознаграждения зачастую выступала возможность мародерствовать, захватывать землю и трофеи. Солдаты обогащались и за счет получения выкупа за пленных или продажи их в рабство. Как правило, безработных было гораздо проще завербовать в солдаты, чем имеющих занятие.
Алкоголь – «жидкую храбрость» – и другие наркотики обычно, причем нередко без ограничений, употребляли накануне, во время и после сражений[19]. Эти средства притупляют сознание и порой способны помочь людям преодолеть любые барьеры, которые в ином случае будут их сдерживать, – в качестве примера можно привести бессмысленную жестокость, зачастую вырывающуюся на поверхность в неуставных отношениях. Но в связи с тем, что для ведения военных действий требуется определенная степень контроля, этот проверенный временем способ взбодриться имеет существенные недостатки.
Человека можно принудить к совершению насилия. Исторически людей отправляли на военную службу помимо их воли, а затем условия ведения боевых действий складывались так, что если вы рассчитываете выжить, то вам нужно сражаться. Одним из обычных приемов удержания участников сражений от побега является создание специальных тыловых подразделений, единственное предназначение которых – без особых рассуждений убивать всех, кто дезертирует или не идет в атаку: иногда такие части называются «заградительными отрядами». Например, Джон Киган указывает, что во время Первой мировой войны «выходы из траншей в ходе сражений патрулировали специально выделенные силы военной полиции, и при получении приказа наступать никакой реальной альтернативы его выполнению не было». Как утверждал один британский генерал времен Первой мировой, «не отлынивал никто: все как один вступали под шквал заградительного огня и шли навстречу косившим людей пулеметам и винтовкам… Прежде мне не доводилось видеть столь блистательные отвагу, дисциплину и решимость – более того, я и представить себе такого не мог». А вот как описывал подобную ситуацию один британский сержант: «Мы оказались в безвыходном положении: идешь в атаку – тебя, скорее всего, убьют, побежишь – отдадут под трибунал и расстреляют… Что вам остается делать?» Именно эту процедуру довел до совершенства еще Чингисхан[20].
19
Keegan 1987, 196–197; Boardman 1998, 110–111, 158; Fussell 1989, 96–105; Lieven 1998, chap. 1; McPherson 1997, 52; Ellis 1999, 120–122.