Выбрать главу

«Граф! Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить Вашему сиятельству о том, что недавно произошло в моём семействе. Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, человека высшего круга, от дипломата. Я занялся розысками. Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на моё имя, под двойным конвертом. Большинство лиц, получивших письма, подозревая гнусность, их ко мне не переслали.

В общем, все были возмущены таким подлым и беспричинным оскорблением; но, твердя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса.

Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано с чьим бы то ни было именем. Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерн приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели.

Оказывается, что в этот промежуток времени г-н Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гончарову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в обществе, я поручил попросить г-на д’Аршиака [секунданта г-на Дантеса], чтобы мой вызов рассматривался как не имевший места. Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерна, о чём считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества.

Будучи единственным судьёй и хранителем моей чести и чести моей жены, и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю.

Во всяком случае надеюсь, граф, что это письмо служит доказательством уважения и доверия, которые я к вам питаю. С этими чувствами имею честь быть, граф, ваш нижайший и покорнейший слуга А. Пушкин. 21 ноября 1836». (XVI, 191—192, 397—398)[888]

Это письмо вызывает немало недоумений. Кому оно адресовано? При первом появлении в печати оно было отнесено сначала с вопросом («кажется») графу Бенкендорфу, а потом уже было усвоено ему без вопроса. Я высказал предположение в последнем издании моей книги, что оно адресовано графу Нессельроде. Подлинник его неизвестен. П. И. Бартенев сообщал со слов кн. Вяземских, что письмо это было найдено в кармане сюртука, в котором Пушкин дрался на дуэли[889]. Исследователи сходятся на том, что письмо не было послано, и заключают, что план мести Пушкина остался невыполненным. Во всяком случае, если это письмо и было в руках Нессельроде или Бенкендорфа, то до царя оно не дошло, так казалось и мне. А ведь в планы Пушкина как раз и входило довести до царя о пасквильных обстоятельствах, поставить царя лицом к лицу с дипломом. На этом пункте и обрывалась история этой стадии дуэльных отношений Пушкина. Но в настоящий момент мы можем её продолжить, благодаря счастливому и ошеломительному открытию нового обстоятельства, абсолютно неизвестного до сих пор исследователям. Прежде, чем привести этот новый, неизвестный документ, просим читателя держать в памяти даты и сосредоточить в своём воображении все обстоятельства, выше нами изложенные. Главное: 21 ноября графу Соллогубу Пушкин прочёл письмо к Геккерну, 21 же ноября датировано его письмо, объявляющее автором пасквиля Геккерна.

III

При российском императорском дворе велись так называемые камер-фурьерские журналы. Камер-фурьеры простым языком, без особых словоизвитий, заносили в книги события внешней жизни царя, записывали, кого царь принимал, кто представлялся, куда ездил царь, кто был за обедом, кто был на придворных балах и т. д. Конечно, не все — даже внешние — события получали отражение в записках камер-фурьеров, но то, что было записано в их журналах, соответствовало действительности. Камер-фурьерские журналы сохранились в бывшем архиве Министерства двора (ныне в Центрархиве); я просмотрел их и извлёк все самые малейшие данные, которые могли бы иметь касательство к Пушкину. Они будут использованы мной в специальной работе «Пушкин при дворе»[890]. Здесь же я приведу только одну запись, сделанную в камер-фурьерском журнале в понедельник 23 ноября. Привожу с буквальной точностью эту запись, сделанную по трафарету в порядке трафаретной придворной хронологии.

вернуться

888

Письмо А. С. Пушкина А. X. Бенкендорфу от 21 ноября 1836 года (XVI, 191—192; пер., с. 397—398) на самом деле до адресата не дошло: на обнаруженном недавно оригинале письма имеется пометка секретаря Бенкендорфа П. И. Миллера: «Найдено в бумагах Пушкина и доставлено графу Бенкендорфу 11 февраля 1837 года» (см.: Эйдельман Н. Я. Десять автографов Пушкина из архива П. И. Миллера.— Зап. отд. рукописей Гос. б-ки СССР им. В. И. Ленина, вып. 35, 1972, с. 304—320). Таким образом, П. Е. Щёголев, разыскивавший безрезультатно автограф данного письма, справедливо констатировал, что в «секретном досье III Отделения такого письма к Бенкендорфу не оказалось» (Щёголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. М.—Л., 1928, с. 456). В бумагах самого поэта находились лишь фрагменты письма (XVI, 265—266).

вернуться

889

Находка писем Миллера укрепляет позицию о неотосланном письме. Сам П. И. Миллер писал: «Письмо к гр. Бенкендорфу он не послал, а оно найдено было в его бумагах после его смерти, переписанное и вложенное в конверт для отсылки» (Цит. по соч.: Эйдельман Н. Я. Из последних пушкинских открытий.— Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1975. М., 1976, с. 82).

вернуться

890

Работы на данную тему П. Е. Щёголев не успел осуществить.