Местность в окрестностях Банны не могла давать столько зерна, сколько требовалось полностью укомплектованному гарнизону. Припасы подвозили по Стейнгейту — их либо доставляли от устья Тайна через Корбридж, либо закупали у местных земледельцев с холмов Восточного Нортумберленда и плодородных прибрежных равнин. В силу негласных законов социального и экономического тяготения рядом с Банной, как и около ряда других военных крепостей, появилось гражданское поселение (vicus), прилепившееся к стенам форта с восточной стороны[175]. Солдаты уходили патрулировать на север и на юг, собирали плату за въезд и выезд, вершили имперский суд среди местного населения, женились на местных женщинах или сожительствовали с ними — и в конце концов полностью интегрировались в местное сообщество, подобно тому, как сам вал стал частью местного ландшафта. После II века в пограничных войсках (limitanei) служили в основном местные уроженцы под командованием профессиональных офицеров с Ближнего Востока или из-за Рейна. Часто сын занимал в гарнизоне место отца.
В конце III или начале IV века преторий (praetorium, резиденция командующего гарнизоном) в Бердосвальде был кардинально перестроен с учетом архитектурных новшеств; это может объясняться тем, что командир гарнизона взял на себя дополнительные социальные, судебные и административные функции в качестве губернатора данной местности или региона. В последние годы IV века немалая часть полевых армий Британии была выведена с острова для участия в военных кампаниях различных узурпаторов; апофеозом стала галльская авантюра Константина в 407 году. Численность гарнизона Банны сократили до последнего разумного предела. После 410 года в провинции не осталось имперской администрации. Вал стал бесполезен — по крайней мере, с точки зрения далеких императоров. Но те, кому он давал средства к существованию и защиту, возможно, считали иначе.
Гражданские чиновники, потрясенные и беспомощные, заламывали руки, удалялись в свои сельские хоромы или бросали Британию, оставляли ключи под ковриками у дверей своих вилл и отплывали на родину. Или — что даже более вероятно — пытались сохранить контроль над меньшими и удобными для управления территориями — исконными племенными землями цивитатов или окрестностями крупных городов. Епископы, за которыми еще стояла власть если не императора в Равенне[176], то папы в Риме, могли сохранить позиции с одобрения покровительствовавших им богатых землевладельцев и интеллектуалов — своей духовной родни. Некоторые поселения, наверное, не замечали особых изменений в действиях бесконечно далекой центральной власти. Но что было делать командующему гарнизоном, когда перестали прибывать повозки с армейскими деньгами?
Примечательно, что, за несколькими исключениями, исторические границы большинства городских округов[177], расположенных у Адрианова вала, не заканчиваются у линии вала (как можно было бы ожидать от столь значительной преграды), а проходят по обе стороны от него[178]. Специалисты по исторической географии установили, что многие городские округа обязаны своим происхождением практикам раннего Средневековья: люди, которые жили и вели хозяйство на определенной территории, были обязаны выплачивать натуральную подать и выполнять определенные обязанности в пользу местного центра власти. Местный властитель жил за счет этих податей и, в свою очередь, обеспечивал окрестным жителям защиту на случай войны, а также покровительство в мирное время — устраивал пиры, организовывал браки, разбирал тяжбы; резиденции властителей становились центрами, вокруг которых формировалась идентичность местного сообщества. Похоже, бывшие римские форты стали центрами таких территориально-административных единиц — так называемых виллов (vill), — возникших на месте бывшей границы[179].
Это объяснимо. Командиру гарнизона, который в какой-то момент (а тем более — регулярно) не может заплатить солдатам, грозят утрата власти, недовольство и бунт. Для того чтобы сохранить власть, он должен взять на себя именно те функции, которые в раннем Средневековье исполнял глава округа или поместья. Ему нужно кормить своих подчиненных и находить им какое-то дело (в конце концов, это профессиональные солдаты, чей главный враг — скука), убедить их, что он лучше всех подходит на роль предводителя. В противном случае, как на терпящем крушение корабле, каждый будет спасаться как может. Соблазн взбунтоваться и устроить резню (небольшую — если сравнивать с тем, что творили претенденты на роль британских императоров) был, вероятно, весьма силен. Однако солдаты и командиры гарнизонов к концу IV века уже стали частью местного сообщества и были сопричастны его судьбе. Воины из гарнизона и местные жители поддерживали взаимовыгодные отношения, были связаны общими интересами, обязательствами и, скорее всего, семейными узами. Самые практичные и способные командиры нашли выход в том, чтобы собирать натуральный налог с близлежащих земель и за счет его обеспечивать гарнизон крепости, кормить их семьи, а взамен могли предложить окрестным жителям защиту и дальнейшую ассимиляцию — точно так, как это делали местные вожди раннего Средневековья. Маловероятно, что подобные изменения произошли в одночасье, осознанно и повсеместно: в разрозненной и разнородной послеримской Британии каждая территория и каждое сообщество шли своим путем.
175
Часть таких поселений прекратила свое существование в конце III века по непонятным пока причинам. Wilmott 2010. P. 10.
177
Городской округ (township) — исторический северный эквивалент общин (civil parishes, так называемых административных приходов), которые в Южной Англии совпадали с церковными приходами. В административном делении Северной Англии приходы включали в себя несколько городских округов.
179
Я сильно упростил аргументацию, предложенную Брайеном Робертсом (Roberts 2010). Он справедливо указывает, что нельзя механически вписывать послеримские территории в границы исторических округов, которые были определены в XIX веке. Форты могли собирать подати с гораздо бо́льших территорий.