Турн унд Таксис вспоминал: «Противник разместился позади Свольны, возле маленького города Коханов, и когда маршал хотел перейти эту реку 11-го, он был довольно живо встречен и его авангард отброшен. Вслед затем завязалась канонада без особых результатов, в течение которой баварцы оставались во второй линии позади леса. Поскольку было очевидно, что русские более не хотят позволять нам наступать по своему желанию, а Удино не может решиться форсировать переправу решительной атакой, он решился вечером вновь занять позицию, которую занимал 8-го, что дало повод Сен-Сиру сделать довольно ироническое замечание о манере маршала колебаться». Раненый Казабьянка сказал Марбо, «как сильно он сожалеет, видя столь неважное командование нашим армейским корпусом». Марбо согласился с этим мнением: «Его последние слова были вполне обоснованными, поскольку создавалось впечатление, что наш начальник действовал, не имея никакого плана и никакой методы. Добившись где-нибудь успеха, он преследовал Витгенштейна, не обращая внимания ни на какие препятсвия… Но при малейшем поражении он сразу начинал отступать, и ему казалось, что неприятель был повсюду». Д’Альбиньяк также заметил, что Удино следовало действовать более решительно, «без изменения плана по два или три раза на дню». Аежен вспоминал: «В течение четырёх дней я следовал за этими движениями, в течение которых не произошло ничего примечательного, разве что затруднения с пропитанием армии в этой стране песков, лесов и озёр; и, после неотступного следования за маршалом и генералом Гувьон-Сен-Сиром, который прибыл во главе шестого армейского корпуса, 11-го я поехал обратно, чтобы доставить императору детали, которые он надеялся узнать».[114]
В этом деле французы потеряли 3 офицеров убитыми и 16 ранеными. По словам А. Маага, «общие потери французской стороны составили 200 убитых и 600 раненых, зато 200 русских попали в плен». Удино писал, что, «несмотря на малое число войск, которые были задействованы, мы имеем около 320 человек, выбывших из строя. Полковник Казабьянка, офицер многих отличий, был тяжело ранен, как и майор того же полка… Кирасиры в своей атаке взяли сотню пленных».[115] Пиль вспоминал, что «полковник Казабьянка получил пулю прямо в грудь, а шеф эскадрона дю Плесси также был ранен, но менее тяжело. Маршал приказал отвезти этих офицеров в монастырь белых монахов, в свою главную квартиру, велел лечить их своему личному хирургу, и сам лично им помогал со своей обычной доброжелательностью».[116]
Довре написал, что его войска потеряли около 700 убитых и раненых, а «урон неприятеля, по показанию военнопленных, гораздо значительнее. Число убитых и раненых простирается до 1.500 чел., в числе первых находится генерал Вреде. В плен взято до 300 человек». По словам Витгенштейна, «в сем деле взяты в плен: 3 офицера и до 250 нижних чинов; ущерб их велик, убитыми и ранеными, а особливо потерпели их кирасиры… С нашей стороны урон простирается хотя не более 500 чел. убитыми и ранеными, но чувствителен лишением храброго шефа 25-го егерского полка полковника Денисьева, который убит ядром». Позже он определил потери противника в 300 пленных и 500 убитых и раненых. С русской стороны известны потери и нижних чинов: убито и умерло от ран 58, ранены 258, пропал 51 чел., всего 367 чел.[117] Таким образом, потери противников в этом безрезультатном бою были примерно равны. В награду за дело при Свольне Довре получил орден св. Георгия 3-й степени.
Л. Гувьон Сен-Сир (1764–1830)
В совместном рапорте королю Деруа и Вреде сообщили «состав обоих армейских корпусов» (так они продолжали называть свои дивизии) и пожаловались, что «марши и контрмарши, отсутствие продовольствия, жара и плохие дороги бросили многих солдат в госпитали, и мы потеряли людей больше, чем если бы дали самое кровопролитное сражение». Деруа пишет, что у солдат «обмундирование, особенно башмаки, рубашки, панталоны, гамаши теперь настолько износились, что у большинства свисают вниз лохмотьями, часть из них ходит босиком, так что службой пренебрегают и слоняются вокруг». Вечером Удино приказал дивизии Вреде и бригаде Корбино «двинуться форсированным маршем и перехватить большую дорогу, которая ведёт из Санкт-Петербурга в Полоцк», в Антоново, напротив Сивошино на Дриссе.
114
Fabiy. IV. 13–14, 60–62, 384-85, 389-91, 562; IV. Annexe. 44–47;Marbot. III. 106; Turn und Taxis. 49–50; Maillinger. 79–80; Pils. 121; Schumacher. 83–84; Lejeune. И. 192; Sauzey. V. 390–91; Heilmann. 210; Kukiel. II. 119; Марбо. 550; Харкевич. III. 93–94; 211-13; ВУА. XVII. 293-95; Бутурлин. I. 353-54; Богданович. I. 378-81; Поликарпов. 247-50. По словам Маага, Удино “наткнулся у Свольни на правом берегу Дриссы на авангард неприятеля. Один эскадрон 7-го кирасирского полка перешёл через Дриссу и тотчас был взят в плен, так как русская артиллерия разрушила мост через Дриссу, и никакая помощь стала невозможной. При этих обстоятельствах два офицера первого швейцарского полка, лейтенанты Дортю из Ниона и Томанн из Солотурна, рискнули зайти слишком далеко вперёд, и попали в плен. Под генералом Амэ, который командовал 1-й бригадой дивизии швейцарских полков, ядром была убита лошадь. Швейцарские полки, как и вообще вся 3-я дивизия, оставались в резерве, но им был хорошо слышен ружейный огонь, длившийся с полудня и до ночи, а вечером гром орудий стал настолько действенным, что ядра перескакивали рикошетом через ряды швейцарцев» (Maag. 82–83; Schaller. 134).
115
Потери в офицерах понесли 4-й кирасирский (5), 23-й конно-егерский (1), 11-й лёгкий (8), 26-й лёгкий (3) и 2-й линейный (1) полки (Martinien. 118, 416, 450, 524, 588, 607).
116
О Казабьянке Марбо заметил: «Он был моим другом, когда мы оба служили адьютантами у Массены. Казабьянка был офицером величайших достоинств, быстро сделавшим военную карьеру, но он был ранен в голову в тот момент, когда посещал стрелков своего полка, размещённых на берегах Свольны». Он умер 14 августа в монастыре иезуитов в Полоцке и был похоронен своими солдатами, которые возвели ему мавзолей с эпитафией: «Dulce et decorum est pro patria mori (Приятно и достойно умереть за родину)”. Второй майор 11-го полка граф Э.М.Л.М. Какерано де Брикеразьо был ранен в правую ногу. Упомянутый капитан Дюплесси был помощником в штабе 2-го корпуса (Marbot. III. 106; Pils. 121-22; D’Auzon de Boisminart. 126; Berthezene P. Souvenirs militaires. T. 1–2. Paris, 1855. P. 383; Quintin. 164, 179-80; Марбо. 550).
117
Fabry. IV. 391, 811; IV. Annexe. 47; ВУА. XVII. 283, 295; Бутурлин. I. 355; Богданович. I. 381, 553; Поликарпов. 250- 51.