На всем необъятном просторе страны оставалось только одно место, где открыто развевался трехцветный национальный флаг, – это ставка Корнилова.
Покружив по вымершему городу, мы остановились на сборном пункте – в казармах Ростовского полка[3] (генерала Боровского[4]) – в ожидании подхода войск. Еще с утра Боровский предложил ростовской молодежи, кто желает, вернуться домой: впереди тяжелый поход и полная неизвестность. Некоторые ушли, но часть к вечеру вернулась: «Все соседи знают, что мы были в армии, товарищи или прислуга выдадут…»
Долго ждем сбора частей. Разговор не клеится. Каждый занят своими мыслями, не хочется думать и говорить о завтрашнем дне. И как-то странно даже слышать доносящиеся иногда обрывки фраз – таких обыденных, таких далеких от переживаемых минут…
Двинулись наконец окраиной города. По глубокому снегу. Проехало мимо несколько всадников. Один остановился. Доложил о движении конного дивизиона. Просит Корнилова сесть на его лошадь.
– Спасибо, не надо.
Из боковых улиц показываются редкие прохожие и, увидев силуэты людей с ружьями, тотчас же исчезают в ближайших воротах. Вышли в поле, пересекаем дорогу на Новочеркасск. На дороге безнадежно застрявший автомобиль генерала Богаевского[5]. С небольшим чемоданчиком в руках он присоединяется к колонне. Появилось несколько извозчичьих пролеток. С них нерешительно сходят офицеры, по-видимому задержавшиеся в городе. Подошли с опаской к колонне и, убедившись, что свои, облегченно вздохнули:
– Ну слава те Господи! Не знаете, где 2-й батальон?
Идем молча. Ночь звездная. Корнилов, как всегда, хмурый, с внешне холодным, строгим выражением лица, скрывающим внутреннее бурное горение, с печатью того присущего ему во всем – в фигуре, взгляде, речи – достоинства, которое не покидало его в самые тяжкие дни его жизни. Таким он был полковником и Верховным Главнокомандующим; в бою 48-й дивизии и в австрийском плену, на высочайшем приеме и в кругу своих друзей, в Могилевском дворце и в Быховской тюрьме. Казалось, не было такого положения, которое могло сломить или принизить его. Это впечатление невольно возбуждало к нему глубокое уважение среди окружающих и импонировало врагам.
Вышли на дорогу в Аксайскую станицу. Невдалеке от станицы встречается квартирьер:
– Казаки держат нейтралитет и отказываются дать ночлег войскам.
Корнилов нервничает:
– Иван Павлович! Поезжайте, поговорите с этими дураками.
Не стоит начинать поход усмирением казачьей станицы. Романовский[6]повернул встречные сани, пригласил меня, поехали вперед. Долгие утомительные разговоры сначала со станичным атаманом (офицер), растерянным и робким человеком; потом со станичным сбором: тупые и наглые люди, бестолковые речи. После полуторачасовых убеждений Романовского согласились впустить войска с тем, что на следующее утро мы уйдем, не ведя боя у станицы. Думаю, что решающую роль в переговорах сыграл офицер-ординарец, который отвел в сторону наиболее строптивого казака и потихоньку сказал ему:
– Вы решайте поскорее, а то сейчас подойдет Корнилов – он шутить не любит: вас повесит, а станицу спалит.
Утомленные переживаниями дня и ночным походом, добровольцы быстро разбрелись по станице. Все спит. У Аксая – переправа через Дон по льду. Лед подтаял и трескается. Явился тревожный вопрос: выдержит ли артиллерию и повозки?
Оставили в Аксайской арьергард для своего прикрытия и до окончания разгрузки вагонов с запасами, которые удалось вывезти из Ростова, благополучно переправились. По бесконечному гладкому снежному полю вилась темная лента. Пестрая, словно цыганский табор: ехали повозки, груженные наспех и ценными запасами, и всяким хламом; плелись какие-то штатские люди; женщины – в городских костюмах и в легкой обуви – вязли в снегу. А вперемежку шли небольшие, словно случайно затерянные среди табора войсковые колонны – все, что осталось от великой некогда русской армии… Шли мерно, стройно. Как они одеты! Офицерские шинели, штатские пальто, гимназические фуражки; в сапогах, валенках, опорках… Ничего – под нищенским покровом живая душа. В этом – все.
Вот проехал на тележке генерал Алексеев[7]. При нем небольшой чемодан; в чемодане и под мундирами нескольких офицеров его конвоя «деньгонош» – вся наша тощая казна, около шести миллионов рублей кредитными билетами и казначейскими обязательствами. Бывший Верховный сам лично собирает и распределяет крохи армейского содержания.
3
Имеется в виду сформированный в Ростове Студенческий батальон – одна из первых частей Добровольческой армии. Создан в Ростове по инициативе группы офицеров-ростовчан, бывших студентов, прежде всего поручика Дончикова, и пополнен добровольцами, записавшимися в ростовском Бюро записи добровольцев. Окончательно сформирован в составе двух рот 8 января 1918 г. Насчитывал 280 человек при 25 офицерах (после 1-го Кубанского похода из его состава осталось в живых 30–40 человек). При реорганизации армии в начале 1-го Кубанского похода 11–13 февраля 1918 г. в ст. Ольгинской вошел в состав Особого Юнкерского батальона. Командир – генерал-майор А. А. Боровский, помощник-полковник Назимов, командиры рот – полковник Зотов и капитан Сасионков.
4
Боровский Александр Александрович, р. в 1875 г. Из дворян. Окончил Псковский кадетский корпус, Павловское военное училище (1896), академию Генштаба (1903). Генерал-майор, командир бригады 2-й Сибирской стрелковой дивизии. В Добровольческой армии с ноября 1917 г., организатор и командир Студенческого батальона. С 12 февраля 1918 г. командир Юнкерского батальона, с марта 1918 г. командир Офицерского полка, с июня 1918 г. начальник 2-й дивизии, с 15 ноября 1918 г. командир 2-го армейского корпуса, с 24 декабря 1918 г. командир Крымско-Азовского корпуса, с 22 июля 1919 г. командующий войсками Закаспийской области, затем в резерве чинов при штабе Главнокомандующего, уволен с 29 октября 1919 г. Генерал-лейтенант (12 ноября 1918 г.). Весной 1920 г. покинул Крым. Умер в 1938 г.
6
Романовский Иван Павлович, р. в 1877 г. Из дворян, сын офицера. Окончил 2-й Московский кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище (1897), академию Генштаба (1903). Генерал-майор, генерал-квартирмейстер при Верховном Главнокомандующем. В Добровольческой армии с декабря 1917 г., начальник строевого отдела штаба Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского («Ледяного») похода, с февраля 1918 г. начальник штаба Добровольческой армии, 8 января 1919 г. – 24 марта 1920 г. начальник штаба Главнокомандующего ВСЮР. Генерал-лейтенант. В марта 1920 г. эвакуирован в Константинополь, где убит 5 апреля 1920 г.
7
Алексеев Михаил Васильевич, р. в 1857 г., сын солдата сверхсрочной службы. Окончил Тверскую гимназию, Московское пехотное юнкерское училище (1876), академию Генштаба (1890). Генерал от инфантерии. С 1 апреля 1917 г. Верховный Главнокомандующий, с 30 августа до 11 сентября 1917 г. начальник штаба при главковерхе А. Ф. Керенском. Основоположник Добровольческой армии; с декабря 1917 г. член триумвирата Донского гражданского совета, с 18 августа 1918 г. Верховный руководитель Добровольческой армии. Умер 25 сентября 1918 г. в Екатеринодаре.