Проще всего, кстати, было Ланцету - завалился спать, да и делу конец. Человек с железными нервами, иначе и не скажешь. Храпел, кстати, так, что в соседних помещениях слышно было. Ковалев даже решил, что когда вернется на линкор, то загонит палача в медотсек и заставит его избавиться от храпа раз и навсегда.
Вообще, Ланцет медотсек не любил, равно как и врачей, хотя сам относился к их братии. Это у него было остаточное - с той поры еще, как его от нездоровых наклонностей вылечили.[52] Но ради такого дела придется - приказы, как известно, не обсуждаются.
Подойдя к гостиной, Ковалев услышал разговор, от которого ему пришлось подобрать отвисшую было челюсть. Олаф не обратил на это внимания, но адмирал жестом остановил его - хотелось дослушать до конца.
- ... в том, что твой Пушкин гениальный поэт, я нисколько не сомневаюсь, но его таланты прозаика, честно говоря, вызывают у меня сомнения. Единственные более-менее пристойные произведение, которое я могу навскидку вспомнить - это "Дубровский" и "Капитанская дочка". Они имеют вполне приличный средний уровень, но все остальное, мне кажется, не выдерживает серьезной критики. Это, конечно, только мое мнение, но все же, я подозреваю, в их восприятии людьми решающую роль играет не талант автора, а раскрученный бренд его фамилии. И Пушкин, думаю, отлично это понимал - не зря же его проза, в отличие от поэтических произведений, никогда не была слишком масштабной, да и количество его стихов во много раз больше.
Синицын, помимо того, что был первоклассным штурманом и хорошо знал физику, был еще и любителем полистать на досуге книги, так что в литературе, хотя и поверхностно разбирался. Но вот то, что Юля увлекается поэзией, причем хорошей поэзией, было для Ковалева сюрпризом. Он-то полагал, что девочка, подобно большинству представителей нынешнего молодого поколения, интересуется только музыкой в стиле дыдых-дыдых, песнями уровня "Я сошла с ума" и, возможно, еще каким-то бредом. Впрочем, поймал он себя на мысли, про его поколение старшие думали точно так же. Ничто, как говорится, не ново. Из него нормальный человек вышел - и из этих, глядишь, приличные люди получатся. Будущее покажет, конечно, но проблема отцов и детей абсолютно не нова и имеет свойство повторяться с завидной регулярностью. А раз уж он с дочкой и не общался почти, даже когда она у него жила - то что удивляться своему незнанию? Тут скорее огорчаться надо, раз уж сам дурак, а пока что послушать увлекательный разговор двух дилетантов.
Между тем, спор продолжался:
- Но ведь поэт-то он гениальный! Разве может гений быть плохим человеком?
- Пожалуйста. Гитлер - гениальный оратор.
- Ну, ты сравнил...
"Уже на "ты". Быстро, однако", - подумал Ковалев.
- Я просто привел пример. И я вовсе не утверждаю, что твой любимый Александр Сергеевич - мерзавец или еще что-то в этом духе. Во всем, кроме поэтического дара, он обычный человек, не более того. А человеку свойственно ошибаться, иметь и достоинства, и недостатки. Собственно, именно это и делает нас людьми.
- Ну да, ты еще скажи, что его недостатки перевешивали его достоинства. И вообще, кто ты такой, чтобы его судить?
- Ты в бутылку-то не лезь, - Синицын говорил спокойно, без малейшего раздражения в голосе. Именно это спокойствие, похоже, и позволяло ему убеждать девочку, а не давить на нее авторитетом. Ковалеву подобное никогда не давалось - впрочем, он пока и не старался. - Ты вот попробуй мозгой подумать: вот что, кроме стихов, он хорошего в жизни сделал? Ну вот так, навскидку? Наверняка многое, но ничего выдающегося - во всяком случае, ты ничего не можешь быстро вспомнить.
- Могу...
- Вспомнила бы - уже бы сказала. А между тем, его недостатки его и погубили.
- Он на дуэли погиб...
- Ага. И мерзавец Дантес убил великого поэта. Так?
- Ну да...
- А между прочим, в чем-то Дантес был прав.
- Что!..
- Тихо, тихо, не ругайся. Вот ты подумай так, спокойно: что получается, если откинуть личности дуэлянтов? Дантеса можно и не откидывать - самый обычный офицер-иностранец на русской службе. Кстати, с какого-то боку даже родственник Пушкина, кажется. Но это так, к слову. Откидываем личности - что имеем? А имеем очень неприятную и притом банальную картину: некий дворянин, хам и бабник, привыкший, что все ему с рук сходит, потому как морду ему бить не комильфо, вызывает на дуэль другого дворянина, притом офицера. И закономерно получает пулю в наглую башку. Или, в данном случае, в живот, что непринципиально. Другого результата дуэль иметь просто не могла.
- Это было убийство!
- Ну да. И что с того? Что мог в той ситуации сделать Дантес, даже если бы не захотел грохнуть хамовитое дарование? Ну, попробуй подумать?
- Не доводить до дуэли. Свести все к шутке, например, или извиниться. Ну, не знаю...
- Уже довели. Извиняться дворянам, уверенным в своей правоте, было, что называется, западло. Никто бы не понял, да и с какого, прости, перепугу, если сам Дантес считал себя правым? И потом, там еще интрига с женщинами была какая-то, точно не помню. Не интересовался, знаешь ли, специально, интереса не было. Так что вызвал его Пушкин, а не он Пушкина.
- Тогда не стрелять. Или стрелять мимо.
- Тебе легко говорить. Представь себе: в тебя целится человек, имеющий репутацию хорошего стрелка. Ты будешь стрелять мимо? А вот хренушки. Ты знаешь, меньше всего тебя будет волновать, какой он там, по другую сторону черты, поэт - волноваться ты будешь только и единственно о сохранении собственной драгоценной жизни. И ты выстрелишь как можно точнее, никуда не денешься. Вон, часов несколько назад, будь у тебя пистолет, ты бы что - стрелять не стала? Ну, самой-то себе врать не стоит, стала бы, да еще как. А ведь цыгане - музыкальный народ, и среди присутствующих наверняка были ТАКИЕ певцы!,.
- Ну, он мог бы выстрелить в руку, например...
- Это и из нынешних пистолетов задача не самая простая, а из того барахла, которым пользовались в те времена, и вовсе практически нерешаемая. Нет, чисто с точки зрения дуэли, Дантес поступил абсолютно правильно, как и положено профессиональному военному и, не будь Пушкин известным поэтом, о нем никто бы и не вспоминал.
- Но Дантес мог бы отказаться от дуэли.
- Не смог бы. Знаешь, в те времена слово "честь" не было пустым звуком. Отказаться от дуэли - значило потерять честь, а это было хуже смерти. Честное слово, жаль, что дуэли запрещены в наше время - очень много всякой швали триста раз подумало бы, прежде чем открывать свой поганый рот...
- Кхе-кхе... - сказал Ковалев, входя в комнату. - Развлекаетесь?
- Да, каждый в меру сил и испорченности, - отозвался Синицын. Он сидел в глубоком мягком кресле, вольготно вытянув ноги, и неторопливо, но с чувством, как воду, прихлебывал коньяк из граненого стакана. Стиль пития, конечно, оригинальный, культура потребления продукта - тоже, но... Почему бы нет? Тем более что стресс - он и для супера стресс, как ни крути. Похоже, лейтенант даже не опьянел, да и с чего ему пьянеть-то? Выпил граммов триста, не больше - бутылка, стоящая рядом, на столике, была полна еще больше чем на треть.
Юля сидела напротив, с ногами забравшись во второе кресло, и смотрела на огонь - несмотря на теплый день, камин был растоплен и дрова в нем весело потрескивали. Тоже своего рода снятие стресса - человеку никогда не надоедает смотреть на живой огонь, а лучший способ отвлечься - сконцентрироваться на чем-нибудь другом. Кстати, в руке девочки тоже был стакан с коньяком - правда, напитка в нем было на донышке. Ковалев посмотрел на сделавшего невинное лицо Синицына неодобрительно, но ничего не сказал - опять же, хотел бы, чтобы штурман вел себя, как положено насквозь воспитанному офицеру, дал бы инструкции четкие. А так, штурман развлекает ребенка в меру сил и возможностей. Сам виноват, думать надо было.
- Саш, иди позавтракай, - сказал Ковалев. - Сегодня мы еще много чего успеть должны. Через двадцать минут чтоб был готов. И готовься принимать корабль.