Дошло, наконец! Дружинники один за другим клали оружие на палубу. Не слишком далеко, правда, чтоб под рукой было. Правильно…
— Джеймс, ты, вроде, разбираешься в морском деле? — спросил Бурцев.
— Угу, — утвердительно кивнул папский шпион-убийца.
— Как думаешь, мы суправимся с коггом?
Джеймс пожал плечами:
— Ну-у… Коггом управлять, конечно, проще, чем нефом. Если все правильно будут выполнять мои команды. Жаль, конечно, что вы не моряки…
Новгородцы восприняли последние слова как личное оскорбление.
— Да ты! Паршивый британец! Лазутчик латинянский! Не ходил ты в непогоду по Нево-озеру![3], — взъярился Гаврила. — По Варяжскому морю не плавал на наших ладьях!
— А когг твой хваленый — та же ладья, только побольше чуток! — скрежетнул зубами Дмитрий.
— А вот моя много-много плавалась в морская вода даже на легкая джонка-лодка, — не преминул вставить свое веское слово Сыма Цзян.
Джеймс примирительно поднял руки:
— Все-все-все! Ваша взяла. Вижу, что не потонем.
— Вацалав, а как ты вообще собираешься захватить корабль? — поинтересовался Бурангул. — Там же народу уйма!. На малых судах — десятка четыре, да на большом никак не меньше полусотни.
— У них нет невидимых стрел, Бурангулка. А у нас есть…
— И много их осталось тех стрел-то?
Да, татарский юзбаши знал, о чем спрашивать. Пара магазинов к зенитному пулемету, да «шмайсер» Сыма Цзяна, да фаустпатрон. Против трех пиратских кораблей.
— Нет, Не очень много. Но для этого боя хватит. Нужно только напугать пиратов посильнее. Дальше — дело за вами. За всеми нами. Хватаем оружие — и вперед. Успеем использовать страх врага — победим. Не успеем — погибнем.
Бурангул кивнул. Объяснение воеводы степняка устраивало. Остальных — тоже.
— И когда нам оружие хватать? — уточнил Освальд.
— Как только я открою огонь…
— Откроешь огонь? — изумился и встревожился Гаврила. — Какой огонь? Как ты откроешь?
— Когда начну пускать невидимые стрелы, — пояснил Бурцев. — А произойдет это не раньше, чем нас возьмут на абордаж. До тех пор никто не должен притрагиваться к оружию. Даже смотреть на него, ясно?
Теперь им было ясно все.
Глава 4
Угнанный из Венеции «раумбот» в открытое море вышел впервые, и с таким противником средиземноморским пиратам раньше иметь дела еще не приходилось. А потому разбойнички вели себя весьма самонадеянно. Лучники и арбалетчики не стреляли. Зато глумливые насмешки сыпались градом. На хреновой уйме языков: в пиратской команде собрался такой же интернационал, как и в дружине Бурцева.
О, пираты ржали от души! От немногочисленного экипажа странного полузатонувшего судна без парусов и весел, морские стервятники не ожидали ни сопротивления, ни подвоха. Какое сопротивление, какой подвох, если враг уже сложил оружие. Ну, а нелепую кормовую конструкцию, похожую на обрубок колодезного журавля с навесным щитом, нападавшие и вовсе не принимали в расчет.
Стрелки бестолково толпились на боевых площадках. Больше для виду толпились. Абордажная команда — без щитов, с мечами, короткими копьями и длинными крюкастыми шестами — выстраивалась меж кормовой и носовой надстройками. Рулевой ворочал румпель, направляя высокобортный когг к задранному носу катера. Здесь перейти на терпящее бедствие судно было проще всего.
Пиратский парусник приблизился. Мелькнули в воздухе «кошки». Струнами натянулись переброшенные веревки и канаты. Царапнули по металлу крючья на длинных древках. Лязгнул о нос катера абордажный мостик. Тяжелый окованный клюв на конце узкого трапа засел в развороченной «Мессершмиттом» палубе. Теперь два судна находились в единой связке, и расцепить их будет не просто.
С воплями, молодецким гиканьем и посвистом пираты ломанулись на «раумбот». Кто-то — по тесному мостику, а кто-то сигал через борт.
Первый, второй…
Тяжелые сапоги загрохотали по накренившейся палубе. Зазвучали удивленные возгласы, веселая брань, боевые кличи.
Третий, четвертый…
С носа катера пираты спускались на притопленную корму, где понуро ожидала своей участи сдавшаяся без боя команда. У двадцатимиллиметрового пулемета ожидала.
Пятый, шестой…
Стрелки покидали боевые площадки, тоже проталкивались к абордажному мостику.
Седьмой, восьмой…
И девятый, и де…
Ну, хватит разбойничать, ребятки. Пора и честь знать!
Рев, которым отозвался «MG. C/38» на тяжелую поступь абордажной команды, был сродни иерихонским трубам. Неминуемое возмездие и неотвратимая гибель слышались морской братве в том реве.