Кеннет качает головой и осторожно дотрагивается до уже успевшего пожелтеть синяка под глазом.
– М-м-да, вечер оказался смазан.
– Мне жаль, что Джесс тебя так отделал. – Приступы неконтролируемого гнева у Джесса, неумение Джесса соразмерять силу: все эти формулировки после ареста моего брата приобретают, конечно, иное, более зловещее звучание.
– О, а я мобильник в машине забыл, – заявляет вдруг Седар. – Вы тут пока потолкуйте, скоро вернусь.
И он на наших глазах удаляется бодрой рысью. Кеннет оборачивается ко мне.
– Нельзя было так говорить. Сглупил я. Никак смириться не могу, что это была моя последняя встреча с отцом.
– Слушай, – начинаю осторожно, как воду пальцем пробую, – ведь ты не согласен с Фрэнком, правда? Не считаешь, что Джима убил Джесс?
Господи, пусть хоть один из тех, кто знаком с моим братом, станет на мою сторону!
Кеннет долго глядит сначала в сторону, потом – прямо мне в глаза.
– Не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Его взяли. Полиция не сомневается – это он. А я с ним… собственно, никогда близко не общался. Просто пару раз разживался куревом и таблетками. А ты? Ты сама как считаешь, мог он расправиться с отцом? Ты ведь всяко должна это лучше понимать.
Он смотрит на меня неотрывно, лицо – открытое и такое… уязвимое. Понятно. У него ведь отца почти и не было – Джим эту роль после развода исполнял, прямо скажем, слабо. А теперь уже точно не будет. Но мама велела стоять за Джесса горой, что бы ни случилось. И Джесс тоже стоял бы за меня…
– Нет. Не мог. Он не ангел, но и не убийца. – Вкладываю в эти слова всю доступную твердость. – Полиция рано или поздно в этом убедится.
Нельзя сказать, что Кеннет выглядит полностью убежденным – только глубоко вздыхает.
– Я бы, наверное, должен злиться, яриться, жаждать его крови и все такое. А мне только грустно. Так адски грустно, что отца нет. Если Джесс и правда невиновен, я совсем не хочу, чтобы его засудили. И видеть его в тюрьме – для меня никакой радости, поверь.
Некоторое время я созерцаю сводного с крайним удивлением, но и с крошечной долей облегчения.
– А ты хороший парень, Кеннет. Хотя почему-то это скрываешь.
Тот рассматривает собственные ладони, скрещенные на коленях, – словно не узнает их. Сначала с тыльной стороны, потом с внутренней. Хмурит брови. У меня в груди зарождается смутное беспокойство, но вскоре лицо его проясняется, и вот передо мной уже опять хорошо знакомый глуповатый вид нормального Кеннета.
– А вообще, ты разозлилась только потому, что я наехал на твою возлюбленную подружку.
Заливаюсь смехом и толкаю его в плечо. Тень тревог ушла, снова светит солнце.
Тем временем к нам развинченной походкой приближается Седар.
– Кеннет, слушай, мы с Шейди хотим попробовать «Ежевичный рэгтайм»[44]. Ты как, с нами? Справишься на скорости?
– Господи, да я джем[45] из нее сделаю!
Я прыскаю от смеха и поднимаю скрипку.
Чтобы не отставать друг от друга, мы буквально галопом несемся через этот рэгтайм[46], едва успевая попадать по струнам. В конце я едва дышу. Давненько не получала такого выброса адреналина от музыки. Давно не чувствовала себя такой… счастливой?
– Давайте еще что-нибудь такое! – кричу в запале.
– Можно «Соленого пса»[47], – предлагает Кеннет, и мне хватает сил лишь глаза закатить. Все с ним понятно как с музыкантом, что тут говорить… – Почему нет-то? Веселая же песня!
– Ну ладно, – соглашаюсь со вздохом.
И вот мы играем, играем – до тех пор, пока солнце почти уже не садится и небо не окрашивается в красно-розовые тона и жужжание москитов вместе с хором цикад не присоединяется к нам. Тогда только Кеннет первый говорит: мол, ему пора, надо успеть до возвращения отчима, и легкой трусцой удаляется, оставив нас с Седаром сидеть, как прежде, на столе, с инструментами в руках, но уже без музыки и просто смотреть на гладь Родника, которая темнеет вослед небосводу.
– Ну тогда и я домой? – Стряхиваю с себя очередного кровососущего гада. – Хани небось уже заждалась.
Одновременное исчезновение Джима и Джесса – для малышки потрясение, что ни говори. Она привыкла, что в трейлере полно народу и все ее так обожают, нянчатся с нею…
Седар кивает, но оба мы продолжаем глядеть на воду, не двигаясь с места. На темно-синем куполе над нами мерцает одна-единственная тусклая звезда. «Электрическое» стрекотание цикад усиливается – как будто мы были у них на разогреве, а теперь пришло время уступить сцену основным героям вечера. Однако меня музыка все еще переполняет, вибрация струн по-прежнему проникает от усталых пальцев к самому сердцу.