IV
«А на дворе стояло теплое, благодатное лето!»[3] — так заканчивалась любимая сказка Теи, и она вспомнила эти слова, выбегая на белый свет субботним майским утром. Под мышкой у нее была зажата книга с нотами. Тея шла в дом Колеров на урок, но не торопилась.
Только летом и начиналась настоящая жизнь. Во всех маленьких перенаселенных домишках распахивались окна и двери, и ветер продувал их насквозь, неся с собой сладостные и земляные запахи огородных работ. Городок стоял словно отмытый начисто. Тополя мерцали новыми желтыми липкими почками, а перистые тамариски покрывались розовыми бутонами. Теплая погода несла с собой свободу для всех. Люди будто из-под земли выкапывались на свет. Дряхлые старики, которых не видно было всю зиму, выходили во двор погреться на солнышке. Из окон выставляли вторые рамы, фланелевое нижнее белье — орудие пытки, терзавшее детей всю зиму, — убирали в сундуки, и дети наслаждались прикосновением прохладной хлопчатобумажной ткани к коже.
До Колеров было больше мили пешком, и Тея радовалась возможности прогуляться. Дорога вела прочь из города, в сторону сверкающих барханов. Сегодня утром они были желтые, с пятнами густо-лиловой тени на месте низин и ямок. Тея шла по тротуару до железнодорожного депо, расположенного на южном конце городка; затем она свернула по дороге на восток и дошла до того места, где стояли рядом несколько глинобитных домов — там жили мексиканцы. Тут она спустилась в глубокий овраг, прорытый ручьем в песчаной почве и пересеченный эстакадой железнодорожного моста. За оврагом, на небольшом пригорке — возвышении над открытой песчаной равниной — стоял дом Колеров, где жил учитель Вунш. Фриц Колер был местный портной, один из первых поселенцев в городке. Он переехал сюда, построил домик и заложил сад, когда Мунстоун только-только нанесли на карту. Трое сыновей Колеров, уже взрослые, работали на железной дороге и жили в разных городах. Один уехал работать в Санта-Фе, в штат Нью-Мексико.
Миссис Колер редко пересекала овраг, чтобы отправиться в город. Единственным исключением было Рождество, когда она покупала подарки и поздравительные открытки, чтобы отправить старым друзьям во Фрипорт, штат Иллинойс. Поскольку миссис Колер не посещала церковь, в ее гардеробе не водилось шляп. Год за годом она ходила в одном и том же красном капюшоне зимой и черном чепце с широкими полями для защиты от солнца летом. Платья она шила себе сама; подолы едва доходили до верха ботинок, а у пояса юбка собиралась как можно пышнее. Миссис Колер так толком и не освоила английский, и компанию ей составляли только растения — овощи, цветы, деревья, кустарники. Она жила ради своих мужчин и своего сада. Здесь, у песчаного оврага, она попыталась воспроизвести кусочек своей родной деревни в долине Рейна. Она пряталась за выпестованной ею порослью, жила в тени того, что сама посадила, поливала и обрезала. Под палящим солнцем открытой равнины она была слепа и бестолкова, как сова. Тень, тень — вот что постоянно задумывала и творила миссис Колер. Ее сад за высокой тамарисковой изгородью летом превращался в буйные джунгли. Над деревьями — вишневыми, персиковыми и сливовыми с золотыми плодами — возвышалась ветряная мельница с баком на сваях, источником жизни для всей этой зелени. Снаружи тамарисковую изгородь сада вплотную обступили пески и заросли полыни.
Весь город удивился, когда Колеры взяли к себе жить бездомного учителя музыки. За семнадцать лет старый Фриц не завел ни одного приятеля, если не считать шорника и Испанца Джонни. Вунш явился бог знает откуда — увязался за Испанцем Джонни, когда тот возвращался из очередного странствия. Вунш играл в оркестре на танцах, настраивал пианино и давал уроки музыки. Когда миссис Колер подобрала его, он спал в грязной немеблированной комнате над одним из салунов, и весь его гардероб составляли две рубашки. Как только он оказался под кровом старухи Колер, она принялась за дело. Она трудилась над Вуншем неустанно, как над своим садом. Она шила, стирала, чинила, и наконец ее стараниями он стал такой опрятный и респектабельный, что смог набрать целый класс учеников и взять в аренду пианино. Отложив немного денег, Вунш послал их хозяевам пансиона «Узкоколейный» в Денвере, где когда-то у него забрали целый сундук нот в залог за неуплату. Со слезами на глазах старик — ему было едва за пятьдесят, но жизнь его сильно потрепала, — говорил миссис Колер: он ничего больше не просит у Бога, кроме как скончать свои дни под крышей Колеров и быть похороненным у них в саду, под липами. Липы эти были не американские, но европейские, и летом покрывались цветами, которые цветом и запахом напоминали мед. Их благоухание превосходило ароматы всего остального сада и наполняло юные сердца необузданной радостью.