В собственной семье у людей бывают друзья, но редко — обожатели. У Теи, впрочем, обожатель был, точнее — обожательница: ее чокнутая тетка Тилли Кронборг. В странах постарше, где платья, мнения и манеры не так жестко стандартизованы, как на американском западе, бытует поверье, что люди, глупые в поверхностных вещах жизни, особо зорки на то, что лежит в глубине. Старуха, неспособная усвоить, что керосин нельзя ставить на печку, при этом может уметь непосильное для обычного человека: предсказать судьбу, сделать отсталого ребенка нормальным, свести бородавки или посоветовать снадобье для молодой девушки, впавшей в меланхолию. Сознание Тилли работало как удивительная машина: когда Тилли не спала, машинка крутилась как бешеная, словно идя вразнос, а когда спала, то видела безумные сны. Но она обладала могучей интуицией. Она знала, например, что Тея не такая, как другие Кронборги, хоть и они весьма достойные люди. Романтическое воображение Тилли прозревало для племянницы удивительную судьбу. Пока Тилли подметала, гладила или со страшной силой вертела мороженицу, она часто придумывала очередное блестящее будущее для Теи, обычно на основе последнего прочитанного романа.
Тилли нажила своей племяннице врагов среди прихожан, потому что на швейном кружке или на церковном ужине могла безудержно хвастаться ею, чванливо задирая нос, словно «чудесность» Теи была общепризнанным фактом в городе, подобно скупости миссис Арчи или двуличию миссис Конюшни Джонсон. Горожане заявляли, что разглагольствования Тилли на эту тему надоедают.
Тилли состояла в театральном кружке, который раз в год представлял в Мунстоунском оперном театре новую постановку: пьесу вроде «В полосе прибоя»[27] или «Ветеран 1812 года»[28]. Тилли играла характерные роли: кокетливой старой девы или злобной интриганки. Роли она разучивала дома, на чердаке. Зубря слова, она вербовала Гуннара или Анну подержать книгу; но позже, когда начинала «произносить с выражением», как сама это называла, очень робко просила о том же одолжении Тею. Та обычно — хотя не всегда — соглашалась. Мать сказала, что раз Тея пользуется таким авторитетом у Тилли, то окажет услугу семье, уговорив тетку выступать потише и «по возможности не делать из себя посмешище». Тея сидела в изножье кровати Тилли, поджав под себя ноги, и созерцала текст дурацкой пьесы. И время от времени говорила: «Я не очень понимаю, для чего ты делаешь тут вот так» или «Зачем ты берешь так высоко? Такой голос гораздо хуже слышно в зале».
— Не знаю, отчего это Тея так терпелива с Тилли, — не единожды замечала миссис Кронборг в разговорах с мужем. — Она далеко не так терпима к большинству людей, но для Тилли у нее как будто безграничные запасы терпения.
Когда постановка шла в театре, Тилли вечно уговаривала Тею пойти с ней за кулисы и помочь гримироваться. Тея не любила этого, но всегда приходила. В обожании Тилли было что-то такое, чему Тея не могла противостоять. Изо всех странностей своей семьи Тея больше всего на свете стыдилась теткиных «представлений» и все же каждый раз позволяла себя уговорить. В этих случаях она просто была беспомощна перед Тилли. Она сама не знала почему, но факт оставался фактом. У нее в сердце была какая-то струна, на которой Тилли умела играть: чувство долга, связанное со злосчастными сценическими амбициями тетки. Точно так же владельцы городских салунов ощущали ответственность за Испанца Джонни.
Тилли страшно гордилась театральным кружком, и он в значительной степени держался на ее энтузиазме. Здоровая или больная, она пунктуально являлась на репетиции и вечно уговаривала молодых людей, несерьезно относившихся к делу, «прекратить дурачество и начинать уже». Молодые люди — банковские клерки, продавцы из лавок, страховые агенты — разыгрывали Тилли, смеялись над ней и часто издевательски спорили, кто будет провожать ее домой, но при этом зачастую ходили на утомительные репетиции, только чтобы сделать ей приятное. Они были добрые ребята.
Режиссером театра и заведующим постановочной частью был молодой Аппинг, ювелир, тот самый, который выписывал для Теи ноты. Ему едва исполнилось тридцать, но он успел перепробовать полдюжины профессий и даже побывал скрипачом в оперной труппе Эндрюса, тогда хорошо известной в мелких городках Колорадо и Небраски.
Благодаря одному неразумному поступку Тилли чуть не утратила авторитет в театральном кружке. Там решили ставить пьесу «Барабанщик из Шайло»[29]. Весьма амбициозное начинание, поскольку для такой постановки требовалось огромное количество статистов и сложные декорации для акта, действие которого проходит в Андерсонвильской тюрьме. В отсутствие Тилли члены кружка обсуждали, кому дать роль барабанщика. Это должен быть очень молодой актер, а деревенские мальчики в таком возрасте неуклюжи, стеснительны и плохо запоминают слова. Роль большая, и ясно, что ее следует поручить девочке. Кое-кто из членов кружка рекомендовал Тею Кронборг, другие — Лили Фишер. Сторонники Лили настаивали, что она гораздо красивее Теи и у нее, в отличие от Теи, чрезвычайно милый характер. С этим никто не спорил. Но Лили совершенно не походила на мальчика и к тому же все песни пела одинаково, а все роли исполняла на один манер. Глупая улыбка Лили пользовалась успехом, но, кажется, не совсем подходила для героического юного барабанщика.
27
Драма Дж. М. Бейкера (1876), история выживания группы потерпевших кораблекрушение. Исследует темы выживания, любви и предательства с драматической развязкой. Ставится до сих пор.
28
«Ветеран 1812 года, или Кезайя и разведчик» (1872), романтическая драма Т. Вудварда о войне 1812 года между Англией и США.
29
Пьеса Сэмюэла Дж. Маскрофта (1870) о героическом мальчике-барабанщике, участнике сражения при Шайло (крупное сражение Гражданской войны в США, 6–7 апреля 1862 года на юго-западе штата Теннесси). На этот сюжет написано множество прозаических, поэтических и музыкальных произведений, в том числе одноименный рассказ Рэя Брэдбери.