В русской церковной литературе святой равноапостольный великий князь Владимир, сокрушитель идолов, часто сравнивается с Константином Великим. В каноне равноапостольному Владимиру говорится: «Константина верный подобник явился еси, Христа в сердцы твоем приим и его же заповедем якоже отец всю землю российскую научил еси»[70]. Владимира Святославича уподобляют Константину Великому и в «Степенной книге царского родословия», появившейся в 1560-х годах[71]. Явное сходство находим и в их житиях.
Встает вопрос: почему в православной Московской Руси XVI века появляется князь, борющийся с безбожием? М. Б. Плюханова рассуждает об актуальности змееборческих идей при митрополите Макарии в связи с активизацией еретических учений и присоединением Казани — исламского государства[72]. Вслед за М. Б. Плюхановой мы обращаемся к посланию митрополита Макария царю Ивану IV, где действительно находим своего рода змееборческий мотив: «На нас всегда свирепеет гордый он змий вселукавый враг диавол, возвдвизает на нас лютую брань погаными цари, твоими недруги, крымским царем и их пособники — поганых языки крымских и казанских татар, их же последняя зрит во дно адова, идеже имут наследовати огнь негасимый и тьму кромешную»[73].
М. Б. Плюханова замечает: «Однако и в самом послании Макария, и в других текстах эпохи значение змееборчества не сводится только к символизации казанской победы или даже шире — победы над неверными. Наоборот, победа над татарами интерпретируется как часть в осуществляемом царем деле защиты веры вообще»[74]. К этому времени относится высокая активность радикального протестантизма в Восточной Европе, беспокоившая русское правительство. Борьба с ним доходила до настоящих «крестовых походов», как это было, например, при «Полоцком взятии» 1563 года[75].
Таким образом, появление в 1564 году в Макарьевском круге жития самодержца-змееборца было обусловлено запросами времени.
У образа змея есть и другая сторона — аскетическая. Она крайне важна, так как жития святых являются в первую очередь поучительными произведениями.
Монахи, встающие на путь духовной брани, путь восхождения к Богу, служат примером для мирян. Существует целый ряд аскетических литературных произведений, наставляющих иноков в этой брани. Среди них особое место занимает «Лествица» преподобного Иоанна Лествичника — практическая книга для монашествующих, где путь духовного восхождения разбит на 30 ступеней (степеней), «по числу лет жизни Иисуса Христа до крещения и начала проповеди». Эта книга, написанная в конце VI века синайским подвижником, была переведена на старославянский язык в X веке. Перевод неоднократно совершенствовался, а на Руси особое распространение книга получила в конце XIV — начале XV века (возможно, в связи с появлением «северной Фиваиды»), после чего интерес к книге стал падать. Но в последней четверти XV — начале XVI века он вновь возрос в связи с богословским творчеством преподобного Нила Сорского. К слову, оппонент нестяжателей Иосиф Волоцкий (приверженцем идей которого выступал митрополит Макарий) также ценил «Лествицу». Всё это дает нам право считать идеи «Лествицы» авторитетными в той среде книжников, где создавалась «Повесть…».
Думается, идеи «Лествицы» повлияли и на мышление создателя «Повести…»; возможно, какие-то из них он попытался донести в доступной для мирян форме.
Примечательно, что именно дух сладострастия преподобный Иоанн Лествичник не раз называет змеем: «Змий сладострастия многообразен» (75: 67)[76]. Также в «Лествице» со змеем сравниваются страсти гордости и тщеславия[77] и идолослужение: «Но я не мог дать ему места (имеется в виду нечувствие. — И. Л., Д. В.), по порядку ему принадлежащего, быв обязан говорить прежде о многоглавом змие идолослужения, который у рассудительнейших отцов получил третье звено в цепи восьми главных страстей» (17:16)[78]. Здесь видно сближение аскетической традиции и житийной литературы, где идолослужение ассоциируется со змеем или драконом.
Итак, образ змея мы находим и в Священном Писании, и в житиях святых, и в поучительной аскетической литературе. Он служит одним из ведущих символов в христианской литературе, повествующей о разных видах зла. По смыслу «Повести…» речь идет прежде всего о блуде и сладострастии. Развитие змееборческого сюжета в «Повести…» обусловлено еще и внешнеполитической ситуацией, о которой, по всей видимости, был хорошо осведомлен ученый московский книжник середины XVI века.
70
Минея. М., 1997. С. 292. Также сравнения святого Владимира со святым Константином см. на с. 283, 295, 297, 299.
76