– Как только мы поднимемся на борт, ты должен пойти и поговорить с капитаном, – решила мать. – Возможно, его не было на корабле, когда случилась авария, и ему об этом не доложили.
– Мать, ты меня утомила, – огрызнулся Ларри. – Что, по-твоему, я должен ему сказать? Простите, любезный капитан, вы в курсе, что у вас в носовой части завелся жук-точильщик?
– Ларри, ты, как всегда, все усложняешь. Я бы сама к нему обратилась, если бы говорила по-гречески.
– Скажи ему, что я не желаю, чтобы мою каюту заливали волны, – потребовала Марго.
– Сегодня мы выходим в море, так что они по-любому не успеют ничего починить, – пояснил Лесли.
– Вот именно, – подхватил Ларри. – А мать, кажется, считает меня реинкарнацией Ноя.
– Тогда я им скажу, – воинственно заявила мать, пока мы поднимались по трапу.
Наверху нас встретил грек романтического вида с бархатистыми влажными глазами, как двое черных анютиных глазок, в мятом, некогда белом костюме, утратившем почти все пуговицы. Судя по вытертым эполетам, это был старший стюард, а его улыбчатые требования паспортов и билетов сопровождал такой запах чеснока, что мать отбросило к перилам и она напрочь забыла о заготовленном вопросе.
– Вы говорите по-английски? – спросила стюарда Марго, быстрее справившись с обонятельными проблемами.
– Немного, – ответил тот, вежливо кивая.
– Мне нужна сухость, – решительно заявила Марго. – Вода может испортить мою одежду.
– Как скажете, – ответил он. – Если вам моя жена, я вам давать жену.
– Нет-нет. Волны… Понимаете, вода…
– В каждой каюте есть холодная и горячая вода, – с гордостью доложил он. – Еще есть ночной дансинг с водой и вином.
– Ларри, вместо того чтобы смеяться, лучше бы пришел нам на помощь, – сказала мать через прижатый к носу платок; запах был так силен, что казалось, будто над головой стюарда витает чесночное облако.
Ларри взял себя в руки и с помощью беглого греческого языка (стюард пришел в восторг) в два-три приема вытянул сведения, что пароход не тонет, что волны не заливают кабины и что капитан знает об инциденте, ибо является его виновником. Ларри поступил мудро, не сообщив матери последнего факта. Старший стюард со всей гостеприимностью и чесночным благоуханием сопроводил мать и Марго в их каюты, а мужчины, следуя его инструкциям, направились в бар.
Вид этого заведения привел нас в ступор. Чем-то оно напоминало отделанную красным деревом гостиную в каком-нибудь захудалом английском клубе. Пространство загромождали стулья и кушетки шоколадной кожи вперемежку с громоздкими столами из мореного дуба. Всюду были расставлены огромные медные индийские горшки с клочковатыми пыльными пальмами. Среди этого похоронного великолепия нашлось место для крошечного паркетного танцпола: с одной стороны бар с бодрящим ассортиментом выпивки, а с другой – маленькая приподнятая сцена, утопающая в настоящем пальмовом лесу. Здесь же затесались, как мушки в янтаре, три печальных музыканта в сюртуках, целлулоидного вида манишках и кушаках по моде девяностых годов прошлого века. Один играл на древнем пианино и тубе, второй, принимая профессиональные позы, – на скрипке, а третий сочетал барабаны и тромбон. Когда мы вошли, это невероятное трио исполняло «Розы Пикардии» в совершенно пустой комнате.
– Я этого не вынесу, – сказал Ларри. – Это не корабль, а плавающее кафе «Кадена» из Борнмута. Мы здесь сойдем с ума.
В ответ на эти слова оркестр перестал играть, а лицо их руководителя озарила приветственная златозубая улыбка. Он сделал знак коллегам, и все трое, широко улыбаясь, отвесили нам поклоны. Нам пришлось ответить им тем же, прежде чем направиться в бар. Теперь, когда появились слушатели, оркестр заиграл «Розы Пикардии» с особым рвением.
– Пожалуйста, – обратился Ларри к бармену, сморщенному человечку в грязном фартуке, – дайте мне узо в самом большом стакане, чтобы меня парализовало.
Похожее на грецкий орех лицо бармена просияло: иностранец не только говорил по-гречески, но еще и мог себе позволить большой стакан узо.
– Amessos, kyrie[8], – сказал он. – Вам с водой или со льдом?
– С одним кусочком льда, – ответил Ларри и уточнил: – Чтобы у напитка слегка побелели щечки.
– Простите, kyrie, но льда у нас нет.
Ларри издал глубокий выстраданный вздох.
– Такое возможно только в Греции, – сказал он нам по-английски. – Кажется, что ты попал в мир Льюиса Кэрролла, а бармен – это переодетый Чеширский кот.
– С водой, kyrie? – По тону гостя бармен догадался, что тот им, скорее, недоволен.