Эдит захныкала.
– Тут плохо… Если бы я знала, какое тут гадкое место, я бы не пошла…
– Всегда знала, что она глупый ребенок, а теперь уж убедилась, – размышляла Марион вслух, будто доказав теорему о равнобедренном треугольнике. Говорила она беззлобно, ею двигало лишь одно – жгучее желание познать истину.
– Не бери в голову, Эдит, – утешила ее Ирма. – Скоро пойдешь домой, съешь немного вкусного праздничного торта и будешь счастлива.
Простое решение не только нынешних проблем Эдит, но и горестей всего человечества. Даже в детстве больше всего на свете Ирма Леопольд хотела видеть всех радостными, с куском любимого торта. Впоследствии это нашло выход в щедрых пожертвованиях от всего сердца и кошелька, несомненно поощряемых на небесах, но не юридическими советниками Ирмы: огромные суммы ушли на пропащих людей – прокаженных, разорившихся театральных постановщиков, миссионеров, священников, проституток с туберкулезом, святош, хромых собак и бездельников по всему миру.
– По-моему, раньше здесь была тропа, – сказала Миранда. – Помню, отец показывал картину – люди в старомодных нарядах на пикнике у Висячей скалы[6]. Интересно, где именно ее рисовали?
– Наверное, они пришли к Скале с другой стороны, – предположила Марион, доставая карандаш. – В те дни люди ехали сюда от горы Маседон. Хотелось бы мне получше рассмотреть те странные балансирующие валуны, что мы видели утром из экипажа.
– Дальше идти нельзя, – сказала Миранда. – Не забывайте, девочки, я пообещала Мадемуазель, что мы ненадолго.
С каждым шагом вид пленял все больше – появлялись то зубчатые выступы, то поросшие лишайником камни. Вот гора грозно высится над пыльными серыми листьями кизила, и тут же темная щель между двумя булыжниками открывает взору курчавый папоротник с тонкими, будто зеленое кружево, листьями.
– Давайте хотя бы посмотрим, как она выглядит за этим небольшим подъемом. – Ирма подобрала свои пышные юбки. – Хорошо бы заставить того, кто придумывал женскую моду на тысяча девятисотый год, пройтись в трехслойной юбке через заросли!
Папоротник вскоре сменился густыми колючими кустами, которые привели девчушек к скалистому выступу высотой по пояс. Миранда первой вышла из кустарников и, опустившись на камне на колени, помогла подняться остальным с той же ловкостью, какой утром восхищался Бен Хасси, когда она открывала ворота. («В пять лет, – любил вспоминать ее отец, – наша Миранда перекинула ногу через седло, как заправский наездник». «Да, – добавляла мать, – и потом зашла ко мне в гостиную с по-королевски поднятой головой».)
Путницы очутились на практически круглой платформе, окруженной булыжниками и несколькими молодыми деревцами. Ирма сразу обнаружила в одном из камней небольшое отверстие и теперь с восторгом смотрела вниз на площадку для пикника. Изображение представало невероятно четким, словно увеличенным с помощью мощного телескопа: вот повозка, вот мистер Хасси занимается лошадьми, от небольшого костра вьется дымок, девочки ходят туда-сюда в легких платьицах, у озерца голубым цветком красуется раскрытый зонтик от солнца, принадлежащий Мадемуазель.
Было решено перевести дух в тени камней, а потом возвращаться обратно к ручью.
– Жаль, нельзя остаться здесь на ночь и понаблюдать за появлением луны, – сказала Ирма. – Миранда, улыбнись наконец – нечасто нам выпадает возможность хорошо провести время вне школы.
– К тому же без присмотра маленькой гадкой шпионки Ламли, – добавила Марион.
– Бланш говорит, что мисс Ламли чистит зубы только по воскресеньям, – вставила Эдит.
– Бланш – противная всезнайка, – ответила Марион, – как и ты.
Эдит невозмутимо продолжила:
– Бланш говорит, Сара пишет стихи. В уличном туалете. Она нашла листок – там было про Миранду.
– Бедная Сара, – вздохнула Ирма. – Она любит лишь одного человека во всем мире – тебя, Миранда.
– Не представляю, с чего вдруг, – добавила Марион.
– Она сирота, – тихо отозвалась Миранда.
Ирма продолжила:
– Папа однажды привел домой маленького олененка – как раз его Сара мне напоминает. Те же большие испуганные глаза. Я ухаживала за ним несколько недель, но мама сказала, он не выживет в неволе.
– И что было дальше? – поинтересовались девочки.
– Олененок умер. Мама все повторяла, что он был обречен.
– Обречен? – переспросила Эдит. – Что это означает, Ирма?
– Обречен на смерть, что же еще! Как тот мальчик из стихотворения, который остался на пылающем корабле с грудой мертвых тел…[7] Забыла, что там дальше.
– Какой ужас! А я, девочки, тоже обречена? Я не очень хорошо себя чувствую. У того мальчика болел живот, как у меня?
6
Миранда вспоминает картину Уильяма Форда «Пикник у Висячей скалы», написанную в 1875 году. Сейчас картина находится в Национальной галерее австралийского штата Виктория. (