Заметное усиление разочарования общества в самодержавии с его консерватизмом и нежеланием перемен, подогреваемое поражениями русской армии во все более непопулярной войне на Дальнем Востоке, порождало настроения недовольства в различных слоях населения Российской империи, в том числе и в Царстве Польском. Правда, еще во второй половине 1904 года ситуация была далека от революционной, но не наблюдалось и признаков ее стабилизации, не говоря уже об улучшении. Прежняя тактика ППС, отдававшая предпочтение пропагандистской деятельности, в новых условиях становилась неэффективной. Теперь было нужно не столько вызывать недовольство масс правительством и его политикой, сколько придавать стихийно рождающемуся протесту организованные формы и направлять его против существующего порядка вещей, на достижение тактических и стратегических целей партии. Именно в это время и проявились давно уже дававшие о себе знать разногласия в рядах ППС.
На мартовской и особенно августовской конференциях ЦРК, созванных без санкции Исполнительной комиссии, «молодые» подвергли резкой критике «стариков» за отрицание ими необходимости единых действий польского и российского рабочего движения, за подготовку очередного польского восстания, а не пролетарской революции. Они настаивали на том, что заигрывание с японцами может навредить авторитету ППС, считающей себя врагом существующего общественного строя в мире и защищающих его правительств. Первая социальная революция или четвертое национальное восстание – вот дилемма, которая встала перед Польской социалистической партией в 1904 году. И поскольку эта дилемма имела теперь не теоретический, как прежде, характер, а приобретала сугубо практическое содержание, то ее нельзя было проигнорировать или решить компромиссным образом.
Преодолеть возникшие в партийных рядах разногласия попытались участники конференции Центрального рабочего комитета ППС, созванной в Кракове в октябре 1904 года Исполнительной комиссией, то есть в полном соответствии с принятой в партии процедурой. Пилсудский, связывавший с ней большие надежды, выступил на конференции несколько раз. В своей речи от 18 октября он заявил, что его не устраивает, что ППС тащится в хвосте событий. Конечно, подобная тактика дает партии гарантии хотя и медленного, но все же поступательного развития, однако она таит в себе серьезную опасность. В том случае, если ППС не откажется от этой тактики, она потеряет свое влияние не только в широких слоях общества, но и среди рабочих. Избежать этого можно, лишь превратив ее в партию действия. Нужно, чтобы ППС повела за собой общество на большие дела общенационального масштаба. Партия в ответе за то, что польский вопрос умер не только в Европе, но и в России и самой Польше. Ее задача – любыми средствами переломить пассивность общества, покончить с заблуждением, что все решится само собой или кем-то другим. Поэтому, заявил Пилсудский, нужно обязательно перейти к новой тактике, если даже это приведет к восстанию, утопленному в крови. Партия от этого потеряет меньше, чем от нынешнего бездействия. Но совершать этот поворот нельзя, не подготовив к нему партию.
Отметим, что это было выступление опытного оратора, знающего, как заинтересовать и убедить своих слушателей, давно уже не новичков в политике. Пилсудский лишь в самой общей форме определил, как должна выглядеть новая тактика, зато очень детально объяснил, что и почему не устраивает его в прежней политической линии ППС.
Дав участникам конференции возможность на досуге лучше обдумать сделанные им критические замечания, Пилсудский на следующий день, то есть 19 октября 1904 года, остановился, наконец, на главном вопросе – как он понимает стратегическую цель смены тактики. И на этот раз партиец по кличке Мечислав не сразу перешел к главному Для начала он заговорил о волновавшей всех присутствующих проблеме восстания и высказал убеждение в том, что «наше решение – то или иное, – не предопределяет, что восстание обязательно будет». Более того, текущий момент ему не способствует. Но если бы смена тактики, как считают некоторые, все же привела к восстанию, то он бы не противился ему, «не жалел бы даже о подавленном восстании». Тем самым Пилсудский дал понять, что не видит непосредственной причинноследственной связи между сменой тактики и будущим восстанием. Из этого вытекало, что он не считает восстание главным в деятельности ППС в обозримой перспективе, но и не является его решительным противником.
Пилсудский был убежден, что тактику ППС нужно менять по более веской причине: «Единственная цель предлагаемой тактики – воскрешение польского вопроса. Этот вопрос живет, но только у нас, живет в широком значении национального вопроса, но он не живет как политический вопрос, который должен решать весь мир». Таким образом, Пилсудский определил в качестве главной промежуточной цели ППС на пути к независимости Польши возвращение польского вопроса на международную арену, то есть его интернационализацию.
В заключительной части выступления Мечислав охарактеризовал два, по его мнению, имевшихся у партии пути воскрешения польского вопроса. Первый из них, ставку на внешний фактор в виде «революционизирования всей Европы», он назвал «старой псевдореволюционной теорийкой». Следует сказать, что жизнь подтвердила правильность его диагноза, поставленного одному из основных постулатов социалистического движения XIX – начала XX века. Второй путь – это опора на собственные силы, «убеждение тех, от кого мы зависим, в том, что наше дело живет». При этом Пилсудский подчеркнул, что партии нужно гордиться не мелкими материальными завоеваниями в результате забастовок, а успехами в «презираемой большой политике». И одной из таких первоочередных задач в области большой политики, решению которой должна способствовать новая тактика, он назвал подрыв веры в могущество России[42].
Свои надежды на успех новой тактики ППС Пилсудский во многом связывал с деятельностью боевых групп. Оценивая опыт варшавской боевой организации, он сделал вывод, что в нем преобладают позитивные моменты. Поэтому боевые организации следует создавать везде, где для этого имеются необходимые условия. Это его предложение было закреплено в соответствующем решении конференции, как и идея организовать в Варшаве и других городах массовые уличные манифестации и подготовиться к вооруженному сопротивлению, в случае если власти попытаются разогнать их силой.
Несомненно, заявления Пилсудского на октябрьской 1904 года конференции ЦРК ППС следует считать программными, определившими направление его действий на ближайшие 14 лет. Главной задачей ППС на перспективу Пилсудский определил не участие в общероссийской революции, а интернационализацию польского вопроса. Что же касается новой тактики, то ее он свел к созданию Боевой организации, убеждению польского общества в необходимости борьбы за национальную независимость и преодолению боязни могущества России.
Весьма характерно, что Пилсудский обошел вниманием вопрос о судьбе поляков в Австро-Венгрии и Германии. Он не мог не знать, что политика германизации в прусских землях Польши проводится давно и с не меньшей настойчивостью и решительностью, чем русификация в Царстве Польском. Но и на этот раз, даже на закрытом заседании достаточно узкого круга соратников, он сделал вид, что там польского вопроса не существует. Нельзя полностью исключить, особенно с учетом операции «Вечер», что Пилсудский уже тогда думал о возможности сотрудничества с правительствами этих стран на антирусской основе, и даже того, что он сам или кто-то из его окружения уже сумели кое-что сделать в этом направлении[43].
Развитие событий в Царстве Польском в ближайшие дни и недели после октябрьской конференции ЦРК подтвердило правильность взятого на ней курса на активизацию деятельности ППС. Решение властей о мобилизации резервистов в Царстве Польском вызвало акции протеста. Одна из них, организованная варшавской организацией ППС 28 октября 1904 года, была жестоко разогнана силами правопорядка. Рабочие требовали оружия, чтобы отомстить казакам и полиции.
43
Кстати, нет ясности и по некоторым другим вопросам. Например, почему в 1902 году было решено перевести Заграничный комитет ППС из Великобритании, традиционно толерантно относящейся к политэмигрантам, в Австро-Венгрию, которая к такого рода странам не относилась, почему так уверенно чувствовали себя Пилсудский и его соратники в Австро-Венгрии в 1904 – 1905 годах, создавая здесь тайные склады оружия, организуя школы для боевиков, переходя австрийскую границу с Россией, Германией, Швейцарией и обратно по подложным документам или нелегально, иногда создается впечатление, что австрийской полиции просто не существовало. Русская охранка знала о тайных пэпээсовских складах оружия в Галиции, а австрийская нет. Вполне можно допустить, что тайными покровителями могли быть какие-то высокопоставленные лица из польской администрации этой автономной австрийской провинции. К сожалению, при сегодняшнем состоянии источниковой базы ответить на эти вопросы не представляется возможным.