По-моему, кроме сокращения Лунгинского склада надо сократить и Благовещенскую резиденцию, конечно, если не будет работы в Маньчжурии или драг на Моготе. Мне кажется, ликвидацию организовать можно так. Зимой свезти имущество на Лунгин, весной его сплавить в Благовещенск и начать быстро распродавать, сохранив для этого временно Благовещенскую резиденцию и оставив там резидента. Управление им и контора должны быть на приисках и всё сведено до минимума. Тогда еще, пожалуй, доход будет с приисков.
Отдача приисков в аренду, по-видимому, сделана весьма непрактично. Арендаторы покупали в Благовещенске кайла (!), имеющиеся у нас во множестве, только потому, что П. А. за них слишком дорого просил. И так имущества ликвидировали при отдаче приисков в аренду слишком мало, тогда как нужно было, напротив, навязывать арендаторам наше имущество. Затем, вместо того чтобы поставлять арендаторам припасы, мы платим им деньги, тогда как на поставке им припасов можно было, по-видимому, наживать. Ну да уж что сделано, того не вернешь.
Покажи ты это письмо Соне, а то мне писать про Благовещенск больше невмоготу. Если ты письмо мое получишь в Суткове, то перешли его для прочтения Соне. Писем я в Благовещенске не получил.
Хотелось бы знать, что делают наши. Какие вести от Ник. Вас. и Ольги Алек.[30] Читал о выпуске сахара из обоих запасов и порадовался. Поклоны всем.
Твой М. Сабашников
7 июля, пароход «Благовещенск» на Зее
Ты уже знаешь, Соня, из моей телеграммы, что я отправился на Зейскую пристань, а оттуда на прииски. Еще на Ононе я получил из Москвы телеграмму обратить особое внимание на сокращение расходов. Приехав в Благовещенск и ознакомившись с отчетом за прошлую операцию, кот. пришел в Москву лишь накануне моего отъезда и с кот. поэтому я совершенно не был знаком, я увидел всю настоятельную необходимость озаботиться сокращением расходов. Своего пребывания в Благовещенске и своих попыток наметить с Биршертом необходимые в этом смысле меры описывать тебе не стану, я все это подробнейшим образом описал Сереже, и ты попроси его показать тебе это письмо. В нем небольшую порцию дела ты найдешь разведенной в огромной массе безделья, но что же делать, так было в действительности, и я лишь снял точную моментальную фотографию, которую и проявил на досуге на этом же пароходе. Скажу только, что я ясно увидел, что в Благовещенске, не побывав на приисках, я ничего не сделаю, и на четвертый день выскочил из Благовещенска, как пробка из перегретой бутыли шипучки. Я вылетел столь быстро и стремительно, что оставил в гостинице свои ночные туфли и книжку Теккерея, приготовленную для чтения в дороге. Итак, от нечего делать (я имею в виду отсутствие книжки для чтения, а не ночные туфли) пришлось перебирать в уме все виденное и слышанное. Вот я и проявил Сереже огромнейшее (прости Господи мои прегрешения!) письмо в 8 листов о Благовещенске. Затем счастливая случайность дала возможность проявить дюжину негативов, снятых мною на пути с Ононских приисков в Благовещенск. Это на твою долю пойдет. Оказывается, машинист нашего парохода – страстный любитель фотографии. Узнав, что у меня есть не проявленные негативы, он предложил свои услуги. И вот мы опускаемся с ним в трюм позади машины и начинаем колдовать. Надо тебе сказать, что жара смертная и ни воздуха. У капитана на вышке, где постоянный ветер, + 24° в тени (ты знаешь, что температуру на солнце я не меряю). Можешь себе представить, что делается в нашей импровизированной камере за машиной. Можно было проявлять и фиксировать в ногу, но, кажется, реагент неподходящий.
Не успели мы проявить четыре снимка, как заметили, что мои желатиновые пластинки тают. Скорее кончаем работу и выносим их на холод (конечно, относительный – + 24°!), но уже поздно, одна совершенно пропала, а три сильно попорчены. Ночью мы стараемся перехитрить жару и устраиваемся в трюме на носу парохода, где и проявили остальные 8 негативов. Увы, и здесь то же, хотя и не так скоро. Последние три негатива тоже начинают таять и почти совсем пропадают. Чтобы ты могла видеть нашу работу, посылаю тебе, однако, все негативы, и хорошие, и плохие (10 штук, т. к. два брошены – один недопроявленным – совершенно размяк, другой оказался пустым.). Вот что эти негативы не изображают, а должны были изображать:
1) Вид верховьев долины Онона, на склоне скачет кавалькада бурятских девушек, которых, однако, не видно, хотя сначала и можно было еще различить. Эти бурятские девушки очень живописно разъезжают по долине на маленьких лошаденках, расфранченные в самые пестрые платья. Сидят по-мужски, без седел, кажется; я их встречал во множестве, но дикарки лишь завидят русского, завертывают куда-нибудь вбок и, как истые дети степей, скрываются с глаз в мгновение ока.