Прощайте, любезный друг.
Биарриц !, 20 сентября 1861.
Друг любезнейший, я по-прежнему живу, не зная ни заботы, ни труда. Строить планы загодя здесь не принято, и напротив — решения прини-маются в последнюю минуту. Нам еще не объявлено, когда мы уезжаем.
Дни меж тем сделались заметно короче. И вечерами стало совсем грустно; после ужина на дворе становится холодно, а сохранять тепло в помещениях с той системою дверей и окон, какая придумана здесь, по-моему, просто невозможно. Все это наводит на мысль, что долго мы тут не задержимся. Пользуясь последними солнечными днями, я собираюсь нанести визит г. Фульду в Тарб2, а засим вернусь в Париж, где надеюсь застать и Вас. Морской воздух для меня живителен. Дышится мне тут много легче, однако ж сплю плохо. Ведь я живу у самого моря, и стоит подняться хотя бы легкому ветерку, прибой становится оглушительным. Время проходит здесь, как и во всех императорских резиденциях, в полнейшем бездействии и ожидании того, что кто-нибудь что-нибудь да сделает. Понемному работаю: рисую виды, открывающиеся из моего окна, совершаю долгие прогулки. Народу на вилле «Евгения» совсем немного, но среди них как раз те из моих знакомых, с кем мне вполне приятно общаться. И время для меня здесь тянется не слишком монотонно, хотя в сутках, как и в Париже, ровно 24 часа.
Вчера мы совершили очаровательную прогулку вдоль Пиренеев — довольно близко, так что могли полюбоваться горами во всей их красоте, не испытывая при этом неудобств от постоянных подъемов и спусков. Мы заблудились и не могли найти никого, кто понимал бы наш прекрасный французский язык. Здесь так всегда и бывает — стоит чуть отъехать от Байонны.
Наследник устраивал вчера ужин для целой оравы детей. Император собственноручно смешивал для них шампанское с сельтерской водою; однако ж действие напиток произвел не меньшее, чем если бы они пили настоящее вино. Через четверть часа все были навеселе, и у меня до сих пор в ушах гудит от шума, какой они умудрились поднять. Прощайте, друг любезнейший; я безрассудно взялся перевести с испанского для Его Величества статью о местоположении Мунды3 и теперь пришел к выводу, что разобрать ее — дело довольно трудное.
Писать мне Вы можете сюда, числа до 23—24-го, а затем на адрес г. Фульда, в Тарб.
Прощайте.
Париж, 2 ноября 1861.
Я стал так плохо видеть, что не сразу тогда узнал Вас. Как же Вы приехали в мои края, даже не сообщив мне о том? Особа, сопровождавшая меня, спросила, кто эта дама с такими красивыми глазами. Я целыми днями работаю, словно негр, на хозяина моего *, к которому отправляюсь через неделю. Перспектива целую неделю чувствовать себя мальчишкою немного меня пугает. Я предпочел бы это время наслаждаться солнцем. И начинаю серьезно о том подумывать. С другой же стороны, возможное назначение сессии2, которым нам грозят, приводит меня в ярость. Не понимаю, почему государственными делами нельзя заниматься летом.
Я приготовил для Вас весьма неглупую книгу. Память совсем мне отказывает — я заказал переплести том, который у меня уже есть. Понимаете сами, в каком Вы окажетесь барыше.
Шея моя совсем почти прошла; однако ж последние дни я засыпаю так поздно, что нервы сдают окончательно, и я весь как натянутая стру-на. При встрече мы побеседуем о метафизическом. Я очень эту тему люблю, ибо она неиссякаема.
Прощайте, любезный друг.
Компьень 1, 17 ноября 1861.
Друг любезный, мы остаемся здесь до 24-го. Его Величество, король Португальский, помешал нам устроить празднества 2, к которым мы готовились. Их отложили, а нас, следовательно, задержали. Живется нам тут неплохо, иными словами, мы знаем друг друга довольно, чтобы чувствовать себя свободно, насколько это возможно в данных обстоятельствах.
В центре внимания у нас четверо шотландцев — жителей Шотландского нагорья — в kilt95 96: герцог Атол, лорд Джеймс Мюррей, а также сын и племянник герцога. Забавно видеть восемь голых коленок в гостиной, где все остальные мужчины — в брюках или лосинах. Вчера йрмзвали piper2* Его Светлости, и все четверо пустились в пляс, да так вертелись, что зрителям становилось страшно. Правда, в ту минуту, когда некоторые дамы садятся в карету, положение их кринолинов вызывает еще большие опасения. А поскольку приглашенным дамам разрешили не надевать траура, можно увидеть ножки самых разных оттенков. И на мой взгляд, превосходно выглядят красные чулки. Несмотря на прогулки по влажным, холодным лесам и сидение в натопленных до духоты салонах, я по сию пору обхожусь без насморков; однако ж настроение у меня подавленное, и я не сплю. Я присутствовал на одной великой министерской комедии, где алкали крови еще одной, а то и двух жертв. Персонажи там были прелюбопытнейшие, а речи —и того более; к тому же г. Валевский3, особа, находившаяся под угрозою, высказывал свои жалобы и друзьям, и врагам — без разбору. А когда человек так озабочен, он начинает говорить глупости, особенно если в нем сидит к тому привычка. О пошлость людская! Жена его, напротив, произвели благоприятнейшее впечатление своим спокойствием и хладнокровием, т говоря уже о добрых советах и верных поступках. Мне представляется, что битва лишь отложена и вскоре неминуемо произойдет. Что говорят о послании императора? Я нахожу его очень удачным. У Его Величества вполне особая манера выражать свою мысль, и, выступая как гост-дарь, ои умеет показать, что сделан совсем из другого теста. Я думаю» именно это и надобно нашей благороднейшей нации, не терпящей посредственностей.