Общество бесподобно: англичане, молодые люди, Очень приличные и нисколько не натянутые; купцы, промышляющие кофе; несколько молодых девиц очень милых, веселых, без жеманства; несколько английских военных, старцев, любящих пожить. Все это общество, сбросив ледяную оболочку приличий, становится обходительным с пристойной воздержностью и обязательно без докучливости. Одно только неприятно, как египетская язва: это тьма кокроаков[10], огромных, черных насекомых, которые обитают на всех индийских судах, и нет никакого средства от них избавиться, потому что они зарождаются и живут в дереве.
Я направляюсь в Бомбей и там решу мои распоряжения впредь. Этот переезд утомительно длинен, до восемнадцати дней, а иногда даже До двадцати и двадцати двух, я имею в виду от самого Суэца, дрянного местечка, за исключением порядочной английской гостиницы. Море спокойно, мы идем без малейшей качки и не вышли еще из Суэцкого залива. Я взглянул на термометр: 20° в тени по Реомюру и 60° по Фаренгейту[11], под чистым небом и почти без ветра.
Александрия довольно любопытное место; английская гостиница «Хилл», впрочем довольно плохая, расположена у пальмовой рощи. Арабы народ очень смышленый и услужливый; они уже несколько говорят по-английски и по-итальянски. По дороге из Александрии в Каир, сначала по каналу, а далее по Нилу, вид берегов однообразен, только изредка встречаются селения, мечети и пальмовые рощи. Пароход идет так близко от берега, что можно разглядеть, как нельзя лучше, жителей.
Каир великолепен и превзошел мое, ожидание; к несчастью, мне надо было торопиться с выездом в Суэц, чтобы поспеть к отплытию парохода, и едва я ступил на борт, как колеса начали работать. Если бы я опоздал на несколько минут, мне надо было бы прождать целый месяц до отправления другого парохода в Бомбей, что и случилось с некоторыми нашими спутниками и спутницами (из Саутхемптона), которые не могли, подобно нам, воспользоваться маленьким пароходом, предоставленным пашой Мехмет Али[12] в распоряжение сэра Кэмпбелла[13], на Ниле. Сетуя об их участи, мы, однако, скоро утешились, потому что и без них было слишком тесно.
Таким образом, мне удалось провести в Каире не более семи часов; срок едва достаточный для того, чтобы посетить баню, увидеться с банкиром, пробежать наскоро верхом на осле улицы и базары и сделать несколько незначительных покупок. Однако, несмотря на этот поверхностный обзор, все впечатления глубоко врезались в память. Толпа, сквозь которую я проехал, ни с чем не может сравниться, до того, что я с трудом верил собственным глазам. Вообще Египет сохранил в себе настолько свой первообраз и неприкосновенность в породе людей, одежде и обычаях, что воображение невольно уносится на три тысячи лет назад. Я не имел достаточно времени, чтобы научиться распознавать племена, которые встречались мне: черные, смуглые и краснокожие люди мелькали передо мной; одни с длинными бородами, другие с совершенно гладким подбородком, и все настолько отличны друг от друга по цвету и по чертам лица, что кажется, будто природа собрала здесь в одно место типы всех главных племен. Я зашел на рынок невольниц, где видел непонятное зрелище: черных и смуглых женщин, выставленных на продажу в темном и зловонном сарае, вроде хлева.
На обратном пути с трудом мог я пробраться сквозь странные скопища народа по лабиринту узких улиц до гостиницы Вагхорна, где ожидало меня явление другого рода. Толпа англичан и англичанок, старых и молодых, дурных и красивых, с детьми всех возрастов, суетилась вокруг чемоданов и наскоро утоляла голод сандвичами, портером и пивом, а хозяин распоряжался стадом верблюдов, ослов и арабских полудиких лошадей. Проворно взваливали на верблюдов огромные вьюки с надписями: в Бомбей, в Мадрас и Калькутту; запрягали в разнородные кареты и повозки ослов, верблюдов и лошадей. Казалось, Каир и его диковинки не существовали для этого народа, торопящегося в Индию. Влекомый общим движением, и я выбрал себе лошадь, доверил свои пожитки Вагхорну, отсчитал ему десятка три фунтов стерлингов, и мы отправились в пустыню.
Нас было до сорока европейцев, до восьмидесяти верблюдов и целая орда черного и смуглого народа — арабов, абиссинцев, нубийцев, нагих или облаченных в одежды особенного покроя и в живописные складки тканей. Все это с поспешностью переходило пустыню, сбившись в кучу из предосторожности против бедуинов. Когда я отставал на некоторое расстояние, чтобы полюбоваться общим видом, это зрелище казалось мне чудным сном вроде диких охот (die witde Jagd) из германских средних веков. Особенно на утренней и вечерней заре эта картина представляла что-то таинственное.
Выйдя из стен Каира, мы миновали обширный лагерь войск Ибрагим Паши[14], которые возвратились из Сирии после войны против султана. Далее мы встретили несколько других отрядов этой армии. Бедные солдаты имели жалкий, болезненный вид и сидели по двое на верблюде. Вся дорога от Каира до Суэца усеяна трупами лошадей и верблюдов, от которых каждые пять минут мы были вынуждены закрывать нос платками. Войска Ибрагима посеяли эти трупы, между Которыми мы видели трех солдат, раздетых донага и положенных рядом; они, казалось, принадлежали племени нубийцев или абиссинцев и походили друг на друга, как братья. Черты лица их не были еще обезображены: они лежали тут, вероятно, не более суток. Изнеможенных усталостью, бросили их и отдали последний долг, уложив рядом.
Приближаясь к Суэцу до восхода солнца, проводники верблюдов и стража Паши, которую мы имели с собой, объявили нам, что мы подходим к самому опасному месту пустыни, самому удобному для набега бедуинов. В самом деле, с первыми лучами солнца мы увидели, что степь переменила вид свой. Бесплодные, нагие гопы обступили дорогу, и мы стали подходить к теснине. Тут все, кто только был вооружен огнестрельным оружием, стали прислушиваться, приостанавливаться, держа ружья наготове; однако ни один наездник не показался.
Только одна бедуинка пристала к нашему каравану, куря трубку и догоняя наших лошадей и верблюдов. Она шла к Суэцу и, казалось, не хотела отстать от нашего отряда, опасаясь, может быть, попасть в руки арабов, враждующих с ее племенем. Она была молода, но изнурена усталостью. От времени до времени она бросалась на несколько секунд на песок и лежала как мертвая, собираясь с духом; потом снова догоняла нас. Я дал ей апельсин и монету в два пиастра; дар небогатый, но со мной не было ничего больше. Один из наших спутников, англичанин, обронил пистолет и, вероятно, потерял бы его, но скороходка нашла и подала ему, за что и получила незначительную награду, которую она приняла, однако, без всякого выражения благодарности; эта странность обычна, как я заметил, на Востоке.
Прерываю письмо по случаю обеденной трапезы, на которой отведал индийских плодов и блюд, совершенно для меня незнакомых. Несколько служителей, которых я еще не видывал, явились при столе в белой индийской одежде и в чалмах формы также мне неведомой. Большая часть из них были гебры, живущие в Индии, особливо в Бомбее, с тех пор, как их богослужение изгнано из Персии. Море стоит как зеркало, и зной чувствительно увеличивается. Большая часть пассажиров, в том числе и я, спит на палубе под открытым небом. Впрочем, это лучшая сторона моего странствия; а вот и обратная. У меня осталось всего до тридцати фунтов стерлингов в кармане и кредитное письмо Штиглица из С.-Петербурга на 28 тысяч франков на имя Гармана в Лондоне.
Это письмо адресовано Гарманом в Мальту на имя банкира Белла. Банкир Белл адресовал его в Александрию, александрийский же банкир переслал в Каир; но ни в Мальте, ни в Александрии, ни в Каире не находится ни одного банкира, имеющего денежные сношения с Бомбеем. Выезжая из Лондона, я не располагал посетить этот город и только дорогой допустил спутникам увлечь меня этой поездкой, столь неожиданно, что по кратковременности моего пребывания в Александиии и Каире не успел от местного банкира снабдить себя достаточным числом денег для совершения пути из Суэца в Бомбей, на что требовалось 80 фунтов стерлингов лично для меня и по 20 на каждого из двух моих людей.
13
Кэмпбелл Колин — английский генерал, впоследствии командующий английской армией, подавлявший восстание сипаев (индийских солдат) и крестьян в 1857 г. —
14
Ибрагим Паша (по одним данным, 1786 г., по другим — 1789–1848 гг.) — сын Мухаммеда Али, полководец и государственный деятель; в 1816–1841 гг. — командующий египетской армией; принимал участие в борьбе Египта за независимость против Османской империи. Cockroach — «таракан»