— Мне страшно жаль, если я вас расстроила, сэр, — начала она и тут же осознала, что барон улыбается сквозь слёзы и всё лицо его словно светится.
— Расстроила? Помилуй, ещё чего, я вовсе не расстроен. — Барон попытался выпрямиться и трясущимся пальцем указал на огонь. — Наоборот, я поправился! Я словно ожил! Я снова молод, дорогая моя госпожа Тиффани Болен! Я помню тот чудесный день! Видишь меня? Внизу, в той долинке? Чудесный, бодрящий сентябрьский денёк. Малыш в твидовой курточке, помню, она ещё такая кусачая была, всё тело зудело, да-да, ужас до чего кусачая, и мочой попахивала! Мой отец распевал «Жаворонков трели»*, а я пытался подпевать, но, понятное дело, не мог, потому что голосишко у меня был что у кролика; и мы смотрели, как жгут стерню. Повсюду курился дым, огонь катился по полю; мыши, крысы, кролики и даже лисы бежали от пламени нам навстречу. Фазаны и куропатки в последний момент взмывали в небо, как это за ними водится, и вдруг все звуки смолкли, и я увидел зайчиху. Ох, ну и здоровенную же, а ты знаешь, что деревенские считают, будто все зайцы на самом деле зайчихи? — так вот, она просто-напросто сидела на месте и таращилась на меня, а вокруг падали кусочки сожжённой травы, а за ней бушевало пламя. Она неотрывно смотрела на меня, и я готов поклясться, что, как только она поймала мой взгляд, зайчиха взвилась в воздух — и скакнула прямо в огонь. Я, понятное дело, разревелся — такая она была красивая. А отец подхватил меня на руки и шепнул, что откроет мне один маленький секрет, и научил меня заячьей песне, чтобы я узнал правду и перестал плакать. А потом, уже позже, мы прошлись по пепелищу и никакой мёртвой зайчихи не нашли. — Старик неловко повернул голову к Тиффани и засиял, буквально засиял. Засветился изнутри.
Откуда это? — недоумевала Тиффани. Для бликов огня отсвет слишком золотистый, а шторы задвинуты. Здесь, в комнате, всегда было слишком темно, но сейчас вокруг лучился бодрящий сентябрьский день…
— Помню, когда мы вернулись домой, я нарисовал картинку цветными карандашами, и отец был так горд, что обошёл с ней весь замок, показывая всем и каждому, — продолжал старик с энтузиазмом мальчишки. — Детские каракули, понятное дело, но отец говорил о картинке словно о невесть каком шедевре. С родителями это случается. Я нашёл картинку в отцовских бумагах после его смерти, и, кстати, если тебе интересно, ты её обнаружишь в кожаной папке в том же сундуке с деньгами. Это же, в конце концов, ценная вещица. Я никому больше об этом не рассказывал, — признался барон. — Люди, и дни, и воспоминания приходят и уходят, но это воспоминание всегда было здесь, со мной. И никакими деньгами, госпожа Тиффани Болен, она же ведьма, мне не расплатиться с тобой за то, что ты вернула мне это чудесное видение. Которое я буду помнить вплоть до смертного…
На краткий миг пламя в очаге замерло, и в воздухе ощутимо похолодало. Тиффани никогда не была уверена, что действительно видит Смерть: возможно, каким-то непостижимым образом всё происходило у неё голове. Хотя, где бы он ни был, он, ну, в общем, был здесь.
— КАЖЕТСЯ, МОМЕНТ ПОДХОДЯЩИЙ? — промолвил Смерть.
Тиффани не отпрянула — с чего бы?
— Это ты устроил? — спросила она.
— КАК БЫ МНЕ НИ ХОТЕЛОСЬ ПРИПИСАТЬ ЗАСЛУГУ СЕБЕ, ТУТ ЗАДЕЙСТВОВАНЫ ИНЫЕ СИЛЫ. ДОБРОГО ВАМ УТРА, ГОСПОЖА БОЛЕН.
Смерть ушёл, и барон последовал за ним — маленький мальчик в новёхонькой твидовой курточке, ужасно кусачей и попахивающей мочой[15], шёл за отцом по дымящемуся жнивью.
Тиффани коснулась ладонью лица покойника и почтительно закрыла ему глаза, в которых уже угасал отсвет горящей стерни.
Глава 5
ПРАМАТЕРЬ ЯЗЫКОВ
Здесь должна была настать минута тишины; вместо того настала минута металла. Стражники были уже на подходе: их доспехи громыхали даже больше обычного, потому что ни один толком не подходил по размеру. Вот уже сотни лет ни о каких битвах здесь слыхом не слыхивали, но стражники по-прежнему носили доспехи: ведь в штопке они не нуждаются и снашиваются не скоро.
Дверь распахнул сержант Брайан. В лице его отражалась вся гамма противоречивых чувств. Это было выражение лица человека, которому только что сообщили, будто злая ведьма, которую он знал с детства, убила его господина, а сын господина в отлучке, а ведьма всё ещё в комнате, а сиделка, особа пренеприятная, подпихивает его в зад и орёт: «Чего ты ждёшь, парень? Выполняй свой долг!»
15
Встарь суконщики использовали мочу в качестве протравы при крашении шерстяной одежды, чтобы красители закрепились и не полиняли; в результате ткань попахивала ещё не один год. Сама мисс Тик не объяснила бы технологию лучше, сохраняя при этом несокрушимое спокойствие, хотя она-то, вероятно, воспользовалась бы термином «телесные выделения».