Федръ. Почему такъ?
Сокр. Во всѣхъ великихъ искуствахъ требуются пустословіе и верхоглядство о природѣ *. Отсюда-то непонятнымъ образомъ проистекаетъ та высота мыслей и та дѣй- 270. ственность слова 178 179, которыми, кромѣ естественныхъ способ-
ностей, обладалъ Периклъ. Привязавшись къ Анаксагору, —человѣку тѣхъ самыхъ качествъ, привыкши къ верхоглядству, обращаясь къ природѣ разума и неразумія *, о чемъ Анаксагоръ говорилъ много, Периклъ извлекалъ изъ этого все полезное для искуства рѣчей.
Федръ. Бакъ ты понимаешь это?
В' Сокр. Способъ искуства риторическаго, вѣроятно, тотъ же, какой и врачебнаго.
Федръ. А какой именно?
Сокр. Въ обоихъ искуствахъ надобно разсматривать природу: въ одномъ—тѣла, въ другомъ—души, какъ-скоро рѣшаешься не навыкомъ только и опытомъ, а искуствомъ доставить: тѣлу, посредствомъ врачевства и пищи,—здоровье и крѣпость, душѣ, посредствомъ бесѣдъ и правильныхъ наставленій,—убѣдительность и, какую хочешь, добродѣтель.
Федръ. Ужъ вѣроятно такъ, Сократъ.
С. Сокр. Но думаешь ли, что можно, какъ слѣдуетъ, знать природу души, не зная природы всего?
Федръ. Если вѣрить Иппократу изъ касты Асклепіадовъ, то безъ этой методы нельзя знать и тѣла.
Сокр. Иппократъ говоритъ очень хорошо, другъ мой; однако кто изслѣдываетъ, тому надобно еще спросить разумъ, согласенъ ли онъ.
Федръ. Полагаю.
Сокр. Смотри же, что говорятъ о природѣ—Иппократъ * 180 181
и истинный разумъ. Не такъ ли слѣдуетъ разлагать мыслію °-йсякую природу, въ которой хотимъ быть искусны сами и сдѣлать знатоками другихъ, чтобы сперва разсмотрѣть, проста она, или многообразна: потомъ, если проста, наблюдать ея силу, то-есть, какая природа и на что способна дѣйствовать, либо, какая и отъ чего можетъ приходить въ страдательное состояніе, — а если многообразна, исчислять ея образы и что тамъ было дѣлано съ однимъ, то здѣсь дѣлать съ каждымъ, то-есть смотрѣть, какая дѣятельность и какое страданіе свойственны каждому недѣлимому?
Федръ. Должно быть, Сократъ.
Сокр. Везъ этого, метода была бы подобна ходьбѣ слѣпца; а того, кто руководствуется искуствомъ, нельзя упо-добить ни слѣпому, ни глухому. Напротивъ, ясно, что кто учитъ другаго писать рѣчи сообразно съ искуствомъ, тотъ тщательно раскрываетъ сущность той природы, о которой надобно будетъ говорить; а это-то и есть душа.
Федръ. Какже.
Сокр. Итакъ, къ этому клонится вся его забота; въ этомъ-то старается онъ внушить убѣжденіе. Не такъ ли? Федръ. Да.
Сокр. Стало-быть, явно, что и Тразимахъ, и всякій дру- 271. гой, преподающій риторическое искуство не шутя, во-первыхъ, со всею точностію опишетъ и покажетъ душу, одно ли она, равное самому себѣ по природѣ.
Федръ. Безъ сомнѣнія.
Сокр. Во-вторыхъ, разсмотритъ, на что ей свойственно дѣйствовать, или отъ чего принимать дѣйствія.
Федръ. Какже.
Сокр. Въ-третьихъ, поставивъ въ порядокъ роды рѣчей В. и души, и свойства ихъ, различитъ причины и будетъ при-наравливать одно къ другому, замѣчая, какая душа, отъ какихъ рѣчей и по какой причинѣ необходимо либо убѣждается, либо не убѣждается.
Федръ. Это, повидимому, было бы прекрасно.
Сокр. По крайней мѣрѣ, другъ мой, кто станетъ доказывать и говорить иначе, тотъ не напишетъ и не скажетъ ничего, удовлетворяющаго искуству, о чемъ бы ни говорилъ
С. онъ. Что же касается до тѣхъ, которыхъ ты слышалъ и которые нынѣ пишутъ искуства рѣчей, то они хитрецы,—они только скрываются, а душу знаютъ превосходно. Посему, доколѣ не выскажутъ и не напишутъ этого способа, мы не будемъ вѣрить, будто пишутъ они сообразно съ искуствомъ.
Федръ. Какого способа?
Сокр. Самыми словами не выразить этого скоро; а какъ надобно писать, чтобы удовлетворить искуству, по возможности скажу.
Федръ. Конечно, скажи.
Сокр. Такъ какъ сила рѣчи направляется душою, то Ц. желающій быть ораторомъ необходимо долженъ знать, изъ сколькихъ видовъ состоитъ душа. Положимъ, ихъ столько, или столько, и они таковы или таковы: тогда и рѣчи должны быть такія или другія. Различивъ же это, ты опять найдешь столько или столько видовъ въ рѣчахъ, и свойства каждаго; ты узнаешь, что такіе-то люди, такими-то рѣчами, по такой-то причинѣ, должны убѣждаться въ томъ-то, а другіе, потому-то, не убѣждаются. Размысливъ объ Е. этомъ достаточно, надобно еще смотрѣть и быстро слѣдовать вниманіемъ за ходомъ дѣлъ въ жизни практической; иначе не будешь знать ничего, кромѣ наставленій, слышанныхъ нѣкогда отъ учителя. А когда ты въ состояніи дать себѣ отчетъ, кто и чѣмъ убѣждается, и, при будущихъ встрѣчахъ, можешь сознательно сказать, что вотъ теперь на 272. самомъ дѣлѣ—тотъ человѣкъ и та природа, къ которой, какъ мнѣ говорили, надобно прилагать такія-то рѣчи, такимъ-то образомъ, для убѣжденія въ томъ-то, — когда все это ты уже помнишь, да сверхъ того берешь еще въ расчетъ время говорить и удержаться, также наблюдаешь благоприличіе или неблагоприличіе краткословія, сожалительности, пылкости и всѣхъ выученныхъ тобою видовъ рѣчи; тогда твое искуство будетъ отдѣлано прекрасно и въ совершенствѣ,—но только тогда, а не прежде. Напротивъ, кто, го- в. воря, уча или сочиняя, упускаетъ изъ виду показанныя правила, а между тѣмъ утверждаетъ, что держится искуства, тому продолжаютъ не вѣрить. Такъ что же, Федръ и Сократъ, скажетъ, можетъ быть, этотъ писатель,—такъ ли, по вашему мнѣнію, или какъ иначе надобно оцѣнивать принятое искуство рѣчей?
178
179
180
4
181