Пятница 17 августа. На борту «Зари», в гавани Диксон. Вчера Вальтер, Бируля и я решили предпринять экскурсию на противолежащий берег материка. Каждый из нас выбрал себе каяк. Вальтер и я взяли одиночные, Б и руля— двухместный.
Между тем погода испортилась и с северо-востока подул порывистый бриз. Пока можно было грести под защитой острова Кузькина, мы еще с трудом продвигались вперед. Вальтер справлялся с каяком лучше всех и вскоре опередил нас. В проливе Лена, отделяющем остров Кузькина от маленького скалистого островка, северо-восточный ветер, волна и течение напирали одновременно на левый борт суденышек с такой силой, что у Бирули и меня не хватало сил противостоять этому напору. Ограничившись несколькими интересными наблюдениями на восточной косе, мы повернули и в 7 часов вечера были на борту. В этот день Матисен тоже вышел охотиться. Зееберг все еще работал на острове. Море было неспокойно, и я начал волноваться за отсутствующих товарищей. Наконец в 10 часов вернулся Вальтер с убитым оленем. Ему стоило неимоверного труда грести через пролив. Об охоте он коротко рассказал, что с расстояния 180 шагов уложил одним выстрелом стоявшее боком животное. Матисен тоже поделился своими охотничьими переживаниями и в заключение рассказал о том, как Евстифеев, сняв с оленя шкуру, полакомился сырым мясом.
Сегодня утром я отправился с доктором на паровом катере на берег. Машинист Клух был у машины, Евстифеев у руля. Последний мог бы служить отличной моделью для художника. Особенно хорошо он выглядел, стоя в зюйдвестке за штурвалом, когда волны рассыпались мелкими брызгами, ударяясь о борт. Едва мы подошли к убитому оленю, как Евстифеев быстро принялся за разделку туши, а нам предложил пройтись, очевидно для того, чтобы без свидетелей насладиться вкусом сырой оленины.
Суббота 18 августа, 9 часов вечера. На борту «Зари». В 7 часов снялись с якоря и взяли курс на острова Каменные. Перед тем сошли на берег, чтобы сфотографировать глубокие борозды на диоритовых скалах. Для этого воспользовались редкими солнечными бликами, пробивавшимися сквозь густые облака и дождевые тучи. Собрали и погрузили немного плавника. Собаки снова взяты на борт. На палубе наведены чистота и порядок. Теперь я располагаю своей лабораторией, так как проход по левому борту, к моему великому счастью, свободен, поскольку уголь, брикеты и рыба спущены в трюм.
Я надеялся, что в 2 часа можно будет сняться с якоря. Однако выяснилось, что до 6 часов не сможем иметь пара из-за утечки через ослабевший клапан в паровой лебедке. В конце концов эти немногие часы задержки окупятся, так как я пройду теперь мимо островов Каменных в более удобное для наблюдений время. Эти острова я хотел сфотографировать с борта или по крайней мере рассмотреть с близкого расстояния, ибо Нансен будто бы видел там террасы. Но мне кажется более вероятным, что эти острова, как и остров Диксон и мыс Северо-Восточный сложены из траппов (диоритов Норденшельда), которые благодаря своему ступенчатому подъему в глубь острова могут создать впечатление террас.
В домике в гавани Диксона, сооруженном командиром барка «Скуратов» в 1894 г. для наблюдений за качанием маятника, я оставил документ об экспедиции. На деревянной дощечке написано: «Сообщение о Русской полярной экспедиции». Под дощечкой укреплена на стене запаянная жестяная коробка с кратким письмом. На обложке я написал: «Просьба передать хранящийся здесь документ Енисейскому губернатору для дальнейшего сообщения по телеграфу президенту Академии наук в С.-Петербург». На вложенном в конверт бланке с напечатанным по-русски и по-немецки заголовком: «Начальник Русской полярной экспедиции», я составил следующее сообщение: «Русская полярная экспедиция пробыла в гавани Диксон с 12.VIII до 18.VIII 1900 г. Сегодня «Заря» направляется к мысу Челюскина. Надеюсь в течение нескольких недель прибыть к намеченной мной зимней гавани у восточных берегов Таймырского полуострова. Работы успешно продолжаются. Все участники экспедиции здоровы. «Заря». 18 августа 1900 г. Эдуард Толль».
Воскресенье 19 августа. На борту, против устья реки Пясины (точнее, Медвежьей бухты). Из гавани Диксона шли при южном ветре со скоростью до 6 узлов, льда в пределах видимости не было. Ночью в 12 часов Матисен сообщил, что впереди и справа появился лед. До 3 часов блуждали в тумане во льдах, пока не открылся свободный путь. Лед был бухтового происхождения и состоял из обломков. Таким образом, «Заре» не угрожала опасность, тем более что было безветренно. В половине седьмого утра лед стал крепче. Час назад форсировали ледяной барьер. Впереди, как доложил гидрограф, показался неизвестный остров. Поднявшись на палубу, я удостоверился, что перед нами был самый большой южный остров из группы Каменных островов. Его видел Нансен и даже заснял. Яхта приблизилась к острову на расстояние 1—2 миль, так что детали его строения были ясно видны в подзорную трубу. О высадке на берег нельзя было и думать, поскольку нас отделял от острова хрупкий лед. Вершина острова венчается куполом, с которого спускаются по обе стороны террасоподобные уступы. Плато в глубине острова также увенчано отдельными вершинами. По характеру берегов этого острова Нансен имел: основание высказаться о их сходстве с берегами его родины — Норвегии, тем более что ему не довелось высадиться на остров и видел он его только издали. Помимо того, ему не было знакомо геологическое строение определенных областей Сибири. Я же шел из гавани Диксона и от противолежащих берегов материка, поэтому мог установить аналогичное строение и одинаковую форму берегов здесь и там. На поверхности Каменных островов были видны нагроможденные одна на другую глыбы песчаника того же типа, как на острове Кузькина и мысе Северо-Восточном[13]. Издали можно было различить террасовые уступы, несходные, однако, с террасами норвежских берегов. Остров Каменный, казалось, отличается от острова Кузькина только тем, что здесь рыхлые отложения развиты мощнее. На северо-западном берегу я видел полосы, образовавшиеся при скольжении тундрового слоя значительной мощности. Это явление скольжения возникает в силу того, что почва тундры оттаивает только на 30—60 см и оттаявший пласт сползает вниз по откосу, соскальзывая по нижележащему мерзлому пласту по концентрическим или параллельным линиям[14]. Такие свежие срезы тундровой почвы, возникающие указанным образом, могут быть ошибочно приняты за древние береговые линии, как и террасы, образовавшиеся благодаря трапповому покрову острова. Однако береговая линия выдала бы себя прежде всего полосами старого плавника, наличие которых не могло бы ускользнуть от нашего внимания.
13
Мыс Северо-Восточный ныне называется мысом Челюскина в память участника Великой Северной экспедиции штурмана Семена Челюскина, открывшего его 19.V.1742 г. и назвавшего его Северо-Восточным.— П. В.