В девять часов утра, на расстоянии трех или четырех миль, впереди по левому борту команда и пассажиры заметили предмет. Что это: обломки судна после кораблекрушения, скелет кита или корпус корабля? Различить было невозможно. Группа не страдающих от морской болезни пассажиров, собравшихся на носу, разглядывала неизвестный объект, перемещавшийся в трехстах милях от ближайшего берега. На него с «Грейт-Истерна» нацелился строй подзорных труб.
Американцы и англичане, привыкшие заключать денежные пари под любым предлогом, делали первые ставки, их размер неуклонно рос. Среди этих возбужденных спорщиков я заметил человека высокого роста, лицо которого выдавало несомненное и глубочайшее двуличие. Лоб его был рассечен вертикальной морщиной, что свидетельствует о равнодушии и невнимании к другим, взгляд холодный, сросшиеся брови, высоко поднятые плечи, растрепанные волосы. Он производил впечатление человека исключительной наглости, и сразу вызвал у меня неприязнь. Высокомерный тон его речи был почти оскорбителен. Несколько достойных его прихлебателей смеялись над плоскими шутками. Этот персонаж настаивал на том, что перед нами не обломки потерпевшего аварию судна, а скелет кита, и подкреплял свои утверждения крупной ставкой. Это пари лопнуло разом. Ибо на деле обломки оказались корпусом судна. Оно быстро приближалось. Уже можно было разглядеть серо-зеленую медную обшивку трехмачтовика со срезанным рангоутом и скошенными бортами. Водоизмещение его составляло пятьсот или шестьсот тонн. С вант свисали порванные цепи.
Было ли судно брошено командой, или пережившие кораблекрушение люди прятались внутри? Вот в чем заключался вопрос или, как говорят англичане, «главная загадка» на данный момент. Пока что на палубе не появился никто. Вооруженный подзорной трубой, я некоторое время вглядывался в предмет, шевелившийся на носу судна, но вскоре убедился, что это были остатки кливера, которые колыхались от ветра.
На расстоянии полумили стали четко различимы все детали на борту. Корабль казался новым и в прекрасном состоянии. Его оснастка, трепещущая на ветру, позволяла не терять из виду сигнальные флажки по правому борту. Очевидно, это судно, попав в беду, пожертвовало рангоутом.
«Грейт-Истерн» подошел ближе, повернул по направлению к судну и дал знать о своем присутствии серией гудков. Тишину разорвали пронзительные звуки. Однако встречный корабль оставался немым и безжизненным. На борту попавшего в беду судна не было ни одной шлюпки.
Без сомнения, команда в свое время покинула корабль. Но добрались ли люди до земли, находившейся в трехстах милях отсюда? Разве могут утлые лодчонки противостоять натиску волн, раскачивавших даже «Грейт-Истерн»? Где и когда случилась катастрофа? С учетом господствующего ветра, кораблекрушение произошло, по-видимому, не слишком далеко, где-то к западу. Вряд ли корабль сильно сбился с прежнего курса под влиянием ветра и течения. Но все эти догадки ничем пока не могли быть подтверждены.
Когда пароход приблизился к корме пострадавшего судна, я сумел ясно разглядеть название — «Лерида», но порт приписки не был указан. Однако конструкция судна, очертания корпуса и бортовых надстроек выдавали его американское происхождение.
Если бы на нашем месте был торговый или военный корабль, он бы, без сомнения, взял это судно на буксир — ведь на нем безусловно мог находиться призовой груз. Известно, что в случае успеха подобных спасательных операций, согласно морскому праву, спасателю положена треть стоимости груза. Однако «Грейт-Истерн», выполнявший регулярный рейс, не мог связать себя такой обузой и тащить за собой судно через тысячи миль. Невозможно было и повернуть назад, чтобы отбуксировать его в ближайший порт. Так что с огромным сожалением пришлось пройти мимо, и вскоре брошенный корабль превратился в точку на пространстве, простирающемся до самого горизонта. Пассажиры разошлись. Одни вернулись в салоны, другие в свои каюты, и горн, сзывающий на ленч, не сумел поднять тех, кто лежал в полузабытьи, страдая от морской болезни.
В полдень капитан Андерсон распорядился поставить паруса на фок- и бизань-мачтах. Правильный выбор парусов уменьшил качку. Матросы развернули также смотанную на гике[99] бизань — по новой системе. Однако система оказалась, без сомнения, «чересчур новой», поскольку успешно завершить операцию не удалось, и эта бизань так и не пригодилась во время рейса.
Глава X
Несмотря на кажущуюся хаотичность движения судна, жизнь на его борту приобретала организованный характер. С англосаксами это довольно просто. Корабль стал кварталом, улицей, домом, куда они в очередной раз переехали, а это для них дело привычное. Французы, наоборот, в таких случаях проникаются духом странствий, поскольку они действительно отправляются в путешествие.
Когда позволяла погода, толпы пассажиров выходили на палубы. Гулявшие, стараясь сохранить равновесие, напоминали пьяных, которые пытаются, несмотря на свое состояние, идти правильной походкой. После променада публика отправлялась в салон. Раздавались почти гармоничные звуки фортепьяно. Следует заметить, что этот инструмент, «столь же бурный, как море», не давал возможности в чистом виде проявиться талантам, подобно Листу. Крен на левый борт искажал басы, а на правый — высокие ноты. Тем не менее нарушения гармонии и чистоты мелодии не тревожили фальшью англосаксонские уши. В числе всех этих «виртуозов» обращала на себя внимание крупная, костлявая женщина, которая мнила себя превосходной музыкантшей. Чтобы облегчить исполнение пассажей, она пронумеровала каждую ноту и перенесла соответствующие номера на клавиши фортепьяно. Если на ноте была проставлена цифра двадцать семь, то она ударяла по клавише с тем же номером. Если речь шла о ноте пятьдесят три, то она наносила удар по соответствующей клавише. Так она и играла, не обращая внимания на шум вокруг, и даже на звуки других фортепьяно, доносившиеся из ближних салонов, да и на скучающих детей, молотивших кулаками по незанятым клавиатурам.
Во время очередного «концерта» присутствующие наугад брали книги, разложенные по столам. Когда кто-либо из них находил интересное место, он зачитывал его вслух громким голосом, и благодарные слушатели откликались одобрительным шепотком.
На диванах салона лежали газеты, причем многие из этих изданий, английских или американских, были не разрезаны, в таком виде они занимали слишком обширную площадь, порой в несколько квадратных метров. Но если модно держать газеты неразрезанными, их и не разрезают. Как-то я набрался терпения прочесть от корки до корки «Нью-Йорк геральд». Судите сами, был ли я вознагражден за свои усилия сведениями, почерпнутыми из заметки, помещенной в рубрике «Личное»: «Мистер Икс познакомился с прелестной мисс Зет, которую он встретил в омнибусе на Двадцать пятой улице, и намеревается завтра нанести ей визит в номер 17 отеля «Сент-Николас». Он желает вступить с нею в брак». Как поступит прелестная мисс Зет, я и представить себе не мог.
После обеда я прошел в главный салон, в предвкушении бесед, которые обещали быть интересными. Тем более что там еще до моего прихода обосновался мой друг Дин Питфердж.
— Ну, как, кончили хандрить? — спросил я.
— Безусловно! — ответил он. — Тем не менее ничего не получится.
— У кого не получится? У вас?
— Нет, у нашего парохода. Котельные, обслуживающие машину гребного винта, работают плохо. Нам не удается получить достаточно пара.
— Стало быть, вы очень хотите поскорее добраться до Нью-Йорка?
— Ничего подобного! Я говорю на языке механиков, вот и все. А тут мне очень хорошо, и будет жалко расстаться с этим сборищем оригиналов, которых слепой случай свел на борту… для моего удовольствия.
— Оригиналы! — воскликнул я, разглядывая пассажиров, собравшихся в салоне. — Но ведь эти люди так похожи друг на друга!
— Ба! — отреагировал доктор. — Сразу видно, что вы не слишком-то их знаете. Да, тип людей один и тот же, тут я с вами согласен, зато какие у него варианты! Вот, поглядите на эту группу развязных мужчин, положивших ноги на диваны и сидящих не снявши шляп. Это янки, самые чистокровные янки из маленьких штатов Мэн, Вермонт или Коннектикут. Люди умные и деятельные, обладающие несколько большим влиянием, чем священники, но они никогда не прикроют рот рукой, когда чихают. Это, уважаемый сударь, истинные англосаксы, натуры, жадные до наживы, и мастера интриг! Поместите двух янки в одну камеру хотя бы на час — кто-нибудь из них быстро выманит у другого десять долларов.