Через несколько дней Плехановы и группа французских социалистов (Шарль Дюма, Марсель Кашен и другие) переехали в Англию. В Лондоне Плехановы встретились с Л. Г. Дейчем.
8 апреля на небольшом пароходике Плеханов отплыл в Швецию. Плыть было очень опасно. Немецкие подводные лодки потопили уже много судов стран Антанты. Поэтому все пассажиры спали, не раздеваясь и не снимая спасательного пояса. Несмотря на опасность, сильную качку, тесноту и неудобства, у них было превосходное настроение. На пароходике было человек шестьдесят русских. Там были студенты, из-за войны задержавшиеся в Европе, и большая группа военнопленных, бежавших из Германии.
Георгий Валентинович часто беседовал с ними, расспрашивал о войне, об условиях жизни в плену, настроениях в армии. Ответы не всегда радовали — некоторые считали, что Россия теперь должна выйти из войны. Доводы Плеханова о долге перед союзниками и об опасности немецкого шовинизма не убеждали этих настрадавшихся от империалистической бойни людей.
Измотанные морским путешествием, Плехановы прибыли в Берген, оттуда переехали в Христианию, потом в Стокгольм и наконец на финскую станцию Торнео на границе с Россией.
37 лет изгнания были позади.
В Торнео Плеханов беседовал с лидером шведских социал-демократов Яльмаром Брантингом, возвращавшимся из России на родину. Туда же приехал единомышленник Плеханова — редактор журнала «Современная жизнь» меньшевик Н. И. Иорданский. Он должен был проводить Плеханова в Петроград. Их рассказы об обстановке на родине встревожили Георгия Валентиновича. Он спешил увидеть все сам.
Иорданский привез Плеханову первые номера газеты «Единство», которую сразу же после Февральской революции стала издавать группа меньшевиков, занимающих социал-шовинистическую позицию.
Несмотря на то, что «Единство» считало себя органом социал-демократической партии, на деле же оно было рупором антиреволюционных слоев населения, в первую очередь либеральной буржуазии. Позицию газеты «Единство» неоднократно разоблачал Ленин. Через несколько месяцев, в июне 1917 года, Ленин предупреждал рабочих и солдат, чтобы они не голосовали за объединенные списки народников и меньшевиков во время выборов в районные думы Петрограда: «Знайте, что, голосуя за блок (союз) народников и меньшевиков, вы голосуете за плехановское «Единство»;
— вы голосуете за это позорное плехановское «Единство», от которого даже газеты меньшевиков и «социалистов-революционеров» отворачиваются;
— вы голосуете за позорное плехановское «Единство», которое, к восторгу капиталистов, проповедует открыто войну до победы;
— вы голосуете за то позорное плехановское «Единство», которое ежедневно обеляет русских капиталистов, сваливая всю вину на одних только германских, попирая ногами братский союз рабочих всех стран в борьбе с капиталистами всех стран»[95].
В ночь на 1 апреля поезд, в котором ехал Плеханов и делегация французских и английских социалистов, подошел к перрону Финляндского вокзала Петрограда. На улице было совсем темно, но несколько оркестров и шум толпы показали приехавшим, что ночь не помешала встрече. В вагон вбежали какие-то люди, подхватили Плеханова, растерянная и обеспокоенная за мужа Розалия Марковна еле поспевала за ними.
Среди встречавших были делегации городского и Василеостровского комитетов РСДРП, возглавляемых меньшевиками, комиссариатов отдельных районов, армейских частей, студентов.
Плеханова чуть ли не на руках довели до вестибюля, где его от имени Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов приветствовал тогдашний председатель Совета меньшевик Н. С. Чхеидзе. В небольшой ответной речи Плеханов сказал: «Я счастлив, что вернулся на родину, я отдам остаток своих сил работе для победы революции. Надеюсь еще поработать, но готов и умереть за эту победу».
После окончания митинга Плехановых отвезли на квартиру Н. И. Иорданского. Плеханов отказался поселиться в гостинице, где ему был приготовлен номер, надеясь, что на частной квартире ему будет спокойнее.
Через день Плеханов выступил в Таврическом дворце на совещании делегатов Советов рабочих и солдатских депутатов, которые съехались в столицу со всех концов страны. Эти делегаты находились тогда в значительной степени под влиянием меньшевиков. Поэтому обстановка в то время благоприятствовала выступлению Плеханова.
Плеханов был в ударе. Он выразил горячую благодарность за прием и сказал: «Вначале нас, социал-демократов, была небольшая кучка, над нами смеялись, нас называли утопистами. Но я скажу словами Лассаля: «Нас было мало, но мы так хорошо рычали, что все думали, что нас очень много». И нас действительно стало много».
Плеханов, пытаясь доказать своим слушателям необходимость войны с Германией до победного конца, излагал свое шовинистическое credo, призывая всячески поддерживать буржуазное Временное правительство: «Было время, когда казалось, что защищать Россию — значило защищать царя. Это было ошибочно по той причине, что царь и его приспешники на каждом шагу изменяли ей. Они портили национальную защиту. Теперь мы сделали революцию и должны помнить, что если немцы победят нас, то это будет означать не только наложение на нас ига немецких эксплуататоров, но и большую вероятность восстановления старого режима. Вот почему надо всемерно бороться как против врага внутреннего, так и против врага внешнего».
Плеханов не понимал и не желал понимать, что и после свержения самодержавия война по-прежнему остается империалистической, захватнической, несправедливой, что ведется она, как и раньше, не для защиты отечества, а ради прибылей капиталистов, а власть в России и после падения царизма находится в руках помещиков и буржуазии. Его призыв «бороться против врага внутреннего», по существу, был направлен против большевиков, всех подлинно революционных сил России, стремившихся к осуществлению социалистической революции.
3 апреля совещание должно было закрыться. М. И. Скобелев, один из лидеров меньшевиков, уговорил Плеханова вновь выступить. На этот раз дело кончилось плохо — Плеханов простудился и слег.
Социал-шовинистическая позиция Плеханова, его призывы к войне до победного конца снискали ему симпатии и поддержку со стороны контрреволюционных сил России.
Когда Плеханов уже поправлялся, стали наведываться гости, которые не делали ему чести… Это были представители монархическо-реакционных кругов, искавшие пути если не к восстановлению старого порядка, то хотя бы к ограничению демократических завоеваний буржуазной революции и срыву революции социалистической. Все они были рьяными защитниками монархической России, реакционерами самого крайнего толка. Былые социалистические взгляды Плеханова были им чужды, но его стремление вести войну до победного конца импонировало. Это были столпы реакции и контрреволюции: верховный главнокомандующий генерал М. В. Алексеев, адмирал A. В. Колчак, глава монархических кругов черносотенец B. М. Пуришкевич, председатель Государственной думы М. В. Родзянко. Плеханов удостоил их кратким разговором. Он потом с удивлением спрашивал у жены, чего ради к нему ходят подобные люди?..
Все эти реакционеры, прикрываясь прежним авторитетом Плеханова-социалиста, добивались укрепления буржуазно-помещичьей власти. Так, до приезда в Россию, когда Плеханов был еще в дороге, в Сан-Ремо пришла телеграмма от военного и морского министра Временного правительства А. И. Гучкова: «Ваш немедленный приезд был бы очень полезен для спасения отечества. В случае согласия сообщите мне, что я мог бы сделать, чтобы облегчить Вам приезд. Гучков».
От кого надо было спасать «отечество» через двадцать три дня после победы буржуазной революции? Да от рабочего класса, от революционного народа. Какая ирония судьбы, что с подобной просьбой враги революции обратились именно к Плеханову!
Плеханов был окружен только небольшой группой своих сторонников, составляющих самое правое крыло в меньшевистской части социал-демократии. Плехановская группа «Единство» была малочисленной, в нее входили в основном интеллигенты, число подписчиков на газету с тем же названием катастрофически падало. И это несмотря на то, что почти в каждом номере были статьи самого Плеханова.