Еще Пастер обратил внимание на то, что дождевые черви выкосят споры сибиреязвенной палочки в верхние слои почвы и на ее поверхность, и в связи с этим рекомендовал зарывать трупы павших животных в сухой песчаной или известковой почве. Почва рассматривается не только как пассивный хранитель возбудителя, но и как вторая после организма животных среда его обитания. Некоторое оживление этой своеобразной почвенной инфекции может наблюдаться при строительных работах, связанных с подъемом грунта, или под влиянием неблагоприятных метеорологических условий. Во время засухи возрастает число заболеваний животных, так как сухая и жесткая трава нередко ранит их губы, невольно соприкасающиеся с почвой из-за малой высоты растительного покрова. Через эти царапинки и происходит заражение. С помощью современных методов исследования можно обнаружить споры сибиреязвенной палочки в почве, а затем обезвредить очаги инфекции.
Возбудителя сибирской язвы следует причислять к группе факультативных паразитов, не утративших полностью связи с внешней средой. Это пример микроорганизмов, которые могут вести как паразитический, так и сапрофитный образ жизни, то есть питаться и мертвыми органическими веществами. Болезни, обусловленные этими микроорганизмами, составляют обширную группу так называемых сапронозов, общие представления о которых еще только формируются.
По данным Всемирной Организации Здравоохранения в период с 1951 по 1963 год в 70 странах пяти континентов зарегистрировано 83 917 случаев сибирской язвы. В последующее десятилетие число заболевших снизилось почти вдвое. Правда, по мнению специальной комиссии при ВОЗ, эти данные не отражают полной картины, так как во многих странах регистрация заболеваемости сибирской язвой не является обязательной.
В Советском Союзе сибирская язва как эпидемическая болезнь давно ликвидирована. Для того чтобы добиться такого благополучия, нашей санитарно-противоэпидемической службе пришлось провести огромную работу. Ведь в конце XIX — начале XX века заболеваемость сибирской язвой неуклонно возрастала: по данным Министерства внутренних дел, с 1896 по 1901 год отмечалось 67 240 случаев заболеваний, с 1902 по 1907 год — 97 569, а с 1908 по 1913 год — уже 102 696. Последняя эпидемическая вспышка в нашей стране отмечалась в 1924–1925 годах, но она была уже значительно малочисленнее предшествующих. В настоящее время встречаются лишь отдельные случаи заболеваний, связанные с грубыми нарушениями ветеринарно-санитарных правил частными владельцами скота.
Трясучая хворь
На рубеже XVI и XVII веков невиданные проливные дожди обрушились на долину, расположенную между Везувием и горами, обращенными склонами на запад в сторону Сорренто. Местность превратилась в сплошное болото, удушливые испарения которого стесняли грудь. К этой беде прибавилась и вторая: один за другим заболевали бедняки, населявшие долину. Внешний вид их был страшен: изможденные, пожелтевшие, они невнятно бормотали о каких-то видениях, временами теряли сознание, напоминая мертвецов. Неведомо откуда взявшаяся болезнь и в самом деле унесла в могилу десятки тысяч жителей долины. И лишь самые крепкие выжили, хотя болезнь долго играла с ними в «кошки-мышки»: отпустив ненадолго, она снова наваливалась на людей, туманила рассудок, трясла в лихорадке, уходила и опять возвращалась.
Именно эта ее коварная особенность и заставила медиков того времени выделить из многочисленной группы «чумоподобных лихорадок» малярию. Болезнь была настолько жестокой и необычной, что лекари в поисках ее разгадки впервые в истории произвели массовые вскрытия трупов. Обилие желчи в желудке и кишечнике умерших и странный вид печени — белой снаружи и черной как уголь внутри — наводили на мысль об отравлении ядовитыми болотными испарениями. Так как желчный проток был закупорен вязкой слизью, то в качестве лечебных мероприятий решили применять кровопускание и назначать внутрь растительные кислоты. Эти средства приносили больным больше вреда, нежели пользы, но прошло несколько десятилетий, прежде чем в распоряжении врачей появилось эффективное средство против малярии.
Малярия принадлежит к числу достаточно древних болезней человека. Описание ее симптомов найдено в египетских папирусах и сочинениях древних китайских ученых. Первичным очагом малярии считают тропическую Африку, откуда она затем распространилась в Индию, Китай, Индокитай, а через долины Нила — в Месопотамию и страны Средиземноморья. В Европе малярия особенно свирепствовала в низменных районах Римской империи, благодаря чему римские писатели Варрон и Колумелла, жившие в I в. до н. э., связали ее возникновение с заболоченной местностью и комарами. Спустя почти две тысячи лет русский поэт и дипломат Ф. И. Тютчев во время посещения «по казенной надобности» Италии написал стихи, озаглавленные «Mal’aria»:
И само название, и стихотворные строки отражали убеждение автора в миазматическом происхождении болезни.
По свидетельству древнегреческого историка Геродота (между 490–480 — около 425 г. до н. э.), лихорадка немало докучала древним жителям Южнорусской равнины скифам, а «отец медицины» Гиппократ (480–377 гг. до н. э.) указывал, что многие жители Колхиды[20] «от сырости климата и нездоровой воды имеют болезненный вид, как бы после желтухи».
В летопись особо значительных случаев массовых заболеваний болотной лихорадкой, как чаще всего называли малярию, вошли эпидемии 1657–1669 годов и еще более свирепая 1677–1685 годов перед гибельным шествием чумы. Клиническая картина заболевания была подробно описана тремя известными врачами XVII столетия: Виллисом, Мортоном и Сиденгамом. По свидетельству Виллиса, летом 1657 года стояла необыкновенная жара, которая, видимо, и способствовала повальному распространению лихорадки — вся Англия, гга его словам, представляла громадную больницу.
Однако, хотя связь между климатическими условиями, характером местности и заболеваемостью малярией была для врачей достаточно очевидной, истинная причина заболеваний оставалась неизвестной. Удивляться этому не приходится, ибо путь передачи малярии сложен, и долгое время многие звенья в цепочке оставались неизвестными, а отдельным известным фактам приписывалось самостоятельное значение.
В то время как врачи пытались понять истинную природу и происхождение малярии, в народе ее нередко наделяли человеческими свойствами. Коварный образ лихорадки нашел отражение на страницах многих художественных произведений.
Автор напечатанного в 1520 году сборника «Диалоги» Ульрих фон Гуттен ведет длинный разговор с лихорадкой, которая ломится в дверь его дома, просит пустить ее, так как на дворе ветер, холод, дождь. Хозяин приказывает слуге не только плотнее закрыть дверь, но даже и окно, чтобы лихорадка не дохнула своим ядовитым дыханием.
В стихотворной балладе А. А. Фета «Лихорадка» дан следующий образ болезни: