– Молекулярным облаком, – говорит Дикс. – Там везде органические соединения. Плюс оно концентрирует все необходимое под оболочкой.
Я пожимаю плечами.
– Понимаешь, для мозга рассчитаны предельные размеры, но эта штука такая громадная, она…
– Маловероятно, – бормочет он себе под нос.
Я поворачиваю голову, адаптокресло подстраивается под новую позу.
– О чем ты?
– Его площадь двадцать восемь миллионов квадратных километров, так? Тогда у сферы в целом семь квинтиллионов. И остров находится точно между нами и 428-й, а вероятность этого – один к пяти миллиардам.
– Продолжай. Продолжать ему нечем.
– Ну, просто… просто это маловероятно.
Я закрываю глаза.
– Вот как тебе удается быть таким умным, чтобы жонглировать в голове всеми этими цифрами, и настолько тупым, чтобы не делать очевидных выводов?
Все та же паника, вид как у животного на скотобойне.
– Не надо… я не…
– Да, это маловероятно. С точки зрения астрономии маловероятно, что мы случайно взяли курс на единственное разумное пятнышко на сфере диаметром в полторы астрономические единицы. И это означает…
Он молчит. Растерянность на его лице – насмешка надо мной. Я хочу двинуть ему кулаком. Но вот наконец загорается огонек:
– А, то есть островов больше, чем один? О! Целая куча островов!
Это создание – член экипажа. В один прекрасный день от него будет зависеть моя жизнь. Мысль крайне пугающая.
Я пытаюсь на время забыть об этом.
– Скорее всего, по оболочке разбросана целая популяция таких существ, наподобие… цист, что ли. Шимпу неизвестно, сколько их, но пока мы видим только одно, так что они, похоже, рассеяны не очень плотно.
Лицо его опять хмурится, но как-то по-новому.
– А почему Шимп?
– В смысле?
– Откуда у него такое имя?
– Не имя, а название.
Потому что дать чему-то имя – сделать первый шаг к его очеловечиванию.
– Я нашел значение – это сокращенное от «шимпанзе». Глупое животное.
– Вообще-то шимпанзе считались довольно сообразительными, – припоминаю я.
– Но не как мы. Они даже разговаривать не умели. А Шимп может. Он гораздо умнее этих тварей. Такое имя… это оскорбление.
– А тебе-то что?
Он просто глазеет на меня.
Я развожу руками.
– Ну ладно, никакой это не шимпанзе. Мы называем его так потому, что у него примерно такое же количество синапсов.
– То есть сами дали ему маленький мозг, а потом все время жалуетесь, какой он тупой.
Мое терпение на исходе.
– Ты к чему-то ведешь или так, кислород переводишь?
– Почему его не сделали умнее?
– Если система сложнее тебя, то предсказать ее поведение невозможно – вот почему. И если хочешь, чтобы проект продолжался и после того, как тебя не станет, то не вручишь поводья тому, у кого гарантированно появятся собственные интересы.
Ой-ой, боже ты мой, ну кто-то ведь должен был ему рассказать про закон Эшби[10].
– То есть ему сделали лоботомию, – говорит Дикс после паузы.
– Нет. Его не делали тупым, его тупым создали.
– Может, он умнее, чем вы думаете. Вот если вы такие умные, у вас свои цели, то почему же он до сих пор у руля?
– Не льсти себе, – говорю я.
– Что?
Не могу сдержать зловещей улыбки.
– Ты всего лишь исполняешь указания нескольких других систем, которые намного сложнее тебя.
Надо отдать им должное, конечно: уж столько звезд родилось и погасло, а организаторы проекта до сих пор дергают за ниточки.
– Я не… исполняю?..
– Прости, дорогой. – Я мило улыбаюсь своему слабоумному отпрыску. – Я разговаривала не с тобой. А со штуковиной, которая производит все те звуки, которые исходят из твоего рта.
Дикс становится белее моих трусиков. Я уже не притворяюсь:
– Ты на что рассчитывал, Шимп? Что сможешь подослать ко мне на порог эту марионетку, а я и не замечу?
– Нет… я не… это ведь я, – мямлит Дикс. – Это я говорю.
– Он тебя науськивает. Да ты хоть знаешь, что такое «лоботомия»? – С отвращением качаю головой. – Думаешь, раз мы выжгли свои адаптеры, то я забыла, как они работают? – Его черты начинают складываться в карикатурное удивление. – Лучше даже и не пытайся, мать твою. Ты же не спал на предыдущих сборках, как ты мог не знать? И тебе точно так же известно, что связь с домом мы тоже обрубили. Так что твой царь и бог ничего тут поделать не может, потому что мы ему нужны. Таким образом, я бы сказала, мы достигли компромисса.
Я не кричу. Тон у меня ледяной, но голос совершенно ровный. И тем не менее Дикс чуть ли не съеживается передо мной.
А ведь этим можно воспользоваться.
Добавив в голос немного тепла, я мягко произношу:
10
Закон необходимого разнообразия, доказанный английским психиатром и пионером кибернетики Уильямом Россом Эшби (1903–1972), известен во множестве формулировок, но по сути сводится к короткой фразе: «Простое не может управлять сложным».