Кроме Дубинки, переходившей в своей крайней части в «дачу Бурсака», на некотором расстоянии от города был лесок Круглик.
Чистяковской рощи тогда не было. Ее создатель, городской голова Г. С. Чистяков, был в ту пору еще моим одноклассником, и мы просидели с ним на одной парте почти весь гимназический курс. Я шел одним из первых в классе, Чистяков же любил полениться и нередко поэтому списывал классные работы у меня. Он обладал большой силой, и, когда я, опасаясь взыскания, не позволял ему списывать, Гаврила Чистяков, действуя одними ногами, незаметно сгребал меня под скамью. Учитель видел над партой лишь мою голову. Мне, конечно, влетало. Приходилось ему уступать. Впоследствии Чистяков, — с которым мы всю жизнь оставались друзьями, — уже в роли городского головы, возил меня в коляске, запряженной пожарными лошадьми, показывать свое детище — рощу, которая тогда напоминала воткнутые в землю карандаши.
Весною и осенью Екатеринодар утопал в грязи. Почва — мягкая, черноземная. В жизни не видел я таких ужасных грязевых озер в городах, какие образовывались здесь, на площадях и улицах. Фаэтоны извозчиков, а также возы нередко опрокидывались. И в грязевых озерах нередко тонули лошади, а порою возницы или седоки.
Моя мать, отправляясь весною или осенью на «вечера», нередко надевала, для перехода через улицы, охотничьи сапоги. А то, вспоминаю, случалось, что родителей сопровождал дворник с громадной охапкою сена и с досками. Сено бросалось в грязь, сверху хлюпали доски. По такому кратковременному настилу родители спешили переправиться через улицу[48]. Иной раз на балы публика свозилась в тарантасах, запряженных тройками почтовых лошадей.
После грязи и разлива Кубани — новый бич: полчища комаров! Боже мой, что тогда делалось! Для спасения от комаров в окна вставлялись деревянные рамы, с натянутой в два слоя кисеей; спали под кисейными пологами; курили и дымили во всю. И все-таки тонкий комариный победный писк, перед самым укусом, — нигде вас не оставлял[49]. Лица и тела разукрашивались красными звездами… Мальчишкою я часто взбирался на вершину дуба и там отсиживался от комаров: они высоко не подымаются.
Летом южное солнце сильно высушивало почву. Улицы покрывались мягким, толстым слоем пыли. Экипажи сопровождались серым облаком, которое впитывалось открытыми окнами домов.
А что делалось, когда по улице тянулся обоз… Покрикивают казаки на волов:
— Цоб, цобе!
И как будто не замечают — привыкли, что ли, — что они тонут в сером тумане.
С пылью боролись только около скромного деревянного дома на Красной улице, где жил глава области — наказный атаман[50]. Сюда к вечеру выезжал пожарный обоз. Бочка за бочкой тонкою струей из кишки выливалась вода на кирпичную мостовую. А прохожие по обеим сторонам улицы завистливо глазеют на создаваемое пожарными блаженство для атамана.
Неподалеку от атаманского дома помещалась и пожарная команда. Во дворе стояла деревянная вышка, а на ее верхушке, по балкончику, день и ночь разгуливал дежурный пожарный, выглядывая, не покажется ли где в городе подозрительный дым или даже огонь.
О водопроводе тогда еще никто не думал. Во всех дворах вырыты были колодцы, часто с журавлями.
Освещение было жалкое и, конечно, керосиновое. Сравнительно светлее было только на средней части Красной улицы. В остальных частях города изредка тускло маячили фонари на столбиках.
Тьмою на улицах великолепно пользовались грабители и особенно подростки-хулиганы. Каждый вечер, а тем более каждая ночь, давали достаточно материала для уголовной хроники.
Ограбление, или хотя бы беспричинное избиение одиноких прохожих, было заурядным явлением. Часто раздавались ночные вопли:
— Карау-ул!
— Помогите!
Одинокие полицейские, на редких постах, предпочитали тогда спрятаться, как будто их вовсе и нет. С рассветом на улицах нередко находили трупы.
На помощь полиции по ночам часто высылались казачьи разъезды, но и они мало помогали. Кто мог, выходил по вечерам с револьвером в кармане.
Соборная площадь заполнена народом. Так бывает только в высокоторжественные дни. Но сегодня — обыкновенное воскресенье! Выстроены войска, развеваются трехцветные флаги, происходит молебствие…
И вид площади не совсем обычный. На почетном месте не генералитет стоит в парадных мундирах, а несколько десятков весьма просто одетых людей. На них пиджаки и фуражки, какие тогда носили мещане; многие из них, однако, с медалями на груди.
48
Ср.: «Самое яркое воспоминание о Екатеринодаре оставила по себе его удивительная, невообразимая грязь. Она не просыхала, начиная с осени, вплоть до самой весны. Иногда она появлялась и летом. С первых дней октября дожди лили, почти не переставая, по целым неделям, а если и прерывались на день, на два, то лишь для того, чтобы возобновиться с новой силой. Немощеные улицы превращались в реки густой, вязкой грязи. В некоторых местах были устроены досчатые переходы через улицы, но они были покаты, скользки и с них часто сваливались в грязь. На деревянных узких тротуарах, проведенных возле канав, было не лучше. Грязь была так глубока, что почти покрывала колеса, ездить и ходить по ней было чрезвычайно трудно. Никакие галоши не помогали делу — нога глубоко увязала в грязи и не хватало сил вытащить ее вместе с галошей. Приходилось обращаться к посторонней помощи — кто-нибудь тянул застрявшую галошу и таким образом помогал вытащить ногу. Чаще же всего нога вынималась без галоши, которая тотчас засасывалась грязью и бесследно исчезала. Мы прибегали к разным способам облегчать себе путь. Брали человека с вязанкой сена, которым он устраивал нам переходы, проходили через чужие дворы, перелезали заборы, чтобы добраться до улицы, где был какой-нибудь тротуар. В заборах всегда можно было найти отверстия и лазы, проделанные для своего удобства бесцеремонными прохожими. Иногда, при безвыходном положении, мужчины на руках переносили дам через грязь. Для избежания неудобств с галошами я выписала высокие, непромокаемые сапоги, но это также представляло некоторое затруднение — необходимо было иметь с собой башмаки, чтобы, приходя куда-нибудь в дом, заменять ими грязные сапоги» (
49
См.: «Возле города лежали обширные болота. Разливавшаяся каждую весну Кубань охватывала большие пространства, которые совсем не просыхали. На них произрастали высокие камыши и роились несметные тучи комаров. Эти-то так называемые плавни были рассадниками господствовавших здесь свирепых лихорадок. <…> Бывали дни, когда почти вся наша семья лежала, страдая этой изнурительной болезнью» (Там же).
50
Наказный (наказной, т. е. по назначению) атаман Кубанского казачьего войска являлся одновременно начальником Кубанской области.