Так был создан прецедент, который поставил руководителей НКП перед серьезным выбором. Нужно было решить, как вести себя по отношению к высшей школе. Идти ли навстречу требованиям профессоров и, следовательно, хотя бы отчасти принимать навязываемую ими «автономию» университетов, предоставляя профессорам право самостоятельно определять внутренние нормы деятельности университетов, или подавлять всякие попытки профессоров в этом направлении в надежде, что политика в отношении к вузам в конечном итоге приобретет отчетливые формы. Лидеры НКП не решились брать на себя ответственность в этом вопросе и обратились в Политбюро ЦК с просьбой выработать окончательное решение[29].
Мнения лидеров партии разделились. Например, А. Д. Цюрупа и А. И. Рыков резко осуждали Луначарского за столь поспешное введение жестких мер. Вопрос долго дискутировался в Политбюро. Было принято компромиссное решение. Чиновника, сделавшего распоряжение о введении «тройки», отстранили от должности. Три человека, назначенные в правление Высшего технического училища (непосредственная причина, вызвавшая бурное негодование профессоров), также были отстранены. Вместо них были выдвинуты другие кандидаты, которые устраивали профессоров, но всему преподавательскому составу Высшего технического училища был объявлен строгий выговор с предупреждением, что «всякое применение прекращения занятий вместо законного обжалования в следующий раз вызовет не менее, чем арест»[30]. Так был сделан первый шаг к тому, чтобы начать политическую борьбу с профессорами. В НКП, пытавшемся спасти сильно зашатавшуюся после забастовки репутацию авторитетного ведомства, была произнесена недвусмысленная фраза о «контрреволюционности московской профессуры».
С конца 1921 г. к реформе высшей школы начинают все плотнее подключаться подразделения с репрессивными функциями — Государственное политическое управление (ГПУ), Народный комиссариат юстиции и Конфликтный отдел ЦК. Сначала это проводится в закамуфлированных формах — созданием внутри НКП подразделений, штат которых набирается из людей, имеющих опыт жестких действий против «врагов советской власти». Затем ГПУ начинает заниматься организацией репрессий в университетах более откровенно, осуществляя такие мероприятия, как «разработка мер по борьбе с контрреволюционными настроениями» в вузах, «рекомендации по урегулированию положения в вузах», «рекомендации в отношении студенческих и научных обществ и собраний» и, наконец, составление списков «подлежащих высылке верхушек враждебных интеллигентских группировок»[31]. По всей видимости, Стратонов попал в упомянутые «списки», поскольку возглавил забастовку профессоров Московского университета с требованием увеличить профессорские оклады, инициированную находившимися в бедственном положении математиками физико-математического факультета. Он подробно описывает эти события в конце третьей части воспоминаний.
С начала 1922 г. НКП играет второстепенную роль в реформе. Проекты сначала подготавливаются представителями ГПУ, затем утверждаются на заседаниях Политбюро и затем передаются в НКП в виде четких, однозначных «директив». 8 и 12 июня 1922 г. работник ГПУ И. С. Уншлихт представил в Политбюро отчет, содержавший рекомендации по урегулированию положения в вузах, которые были приняты с рядом незначительных поправок[32]. Кроме того, на заседании Политбюро 12 июня 1922 г. было принято решение выслать наиболее непримиримых профессоров за границу: «Предложить ВЦИК издать постановление о создании особого совещания из представителей НКИД [Народный комиссариат иностранных дел] и НКЮ [Народный комиссариат юстиции], которому предоставить право в тех случаях, когда имеется возможность не прибегать к более суровому наказанию, заменять его высылкой за границу или в определенные пункты РСФСР <…>. Для окончательного рассмотрения списка подлежащих высылке верхушек враждебных интеллигентских группировок образовать комиссию в составе тт. Уншлихта, Курского и Каменева»[33]. В ночь с 16 на 17 августа все профессора, списки которых были подготовлены Уншлихтом и утверждены Политбюро ЦК, были арестованы[34]. После непродолжительного содержания в тюрьме и коротких допросов всем им было предложено в течение месяца покинуть Советский Союз, подписав предварительно предупреждение, что в случае нелегального возвращения на родину они будут расстреляны[35]. Стратонов согласился на высылку вместе с семьей и был отпущен для подготовки к ней.
29
Луначарский писал Ленину 12 апреля 1921 г.: «Мне хочется, чтобы мысль моя была понятна: или дайте директиву на сговор [с профессурой], и тогда я возьму дело в свои руки и доведу его до конца, хотя придется пережить несколько конфликтов с очень зарвавшимися комячейками, или дайте директиву в духе строгости, тогда я предоставлю действовать тт. Покровскому и Преображенскому, только изредка давая те или иные частные указания» (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Ед. хр. 1173).
30
Постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 14 апреля 1921 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Ед. хр. 150.
31
Директивы Наркомпросу по реорганизации управления Высшими учебными заведениями (Приложение к Протоколу № 24 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 10 мая 1921 г.) // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Ед. хр. 161. Л. 6–7.
32
Постановление Политбюро ЦК РКП(б) по вопросу «Об антисоветских группировках среди интеллигенции». Протокол № 10 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 8 июня 1922 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Ед. хр. 296. Пункт 8 с приложением «Предложения тов. Уншлихта»; Постановление Политбюро ЦК РКП(б) по вопросу «Проект правил о студенческих обществах и собраниях». Протокол № 11 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 12 июня 1922 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Ед. хр. 297. Пункт 9.
33
Постановление Политбюро ЦК РКП(б) по вопросу «Об антисоветских группировках среди интеллигенции».
34
В Москве планировалось арестовать 67 человек (поименный список недоступен). Известно, что под домашний арест было помещено 12 человек, арестовано для содержания в тюрьме 16 человек, избежали ареста из‐за подтвержденного отсутствия в городе 16 человек, остальные не были найдены в ночь операции. 21 человек из 28 подвергшихся аресту, были вскоре освобождены для выезда за свой счет (см.:
35
См.: