— Разве война с Пиндней [2] не кончилась?
— Кончилась, бабушка, кончилась, — ответила Зухра, — По радио говорили. Ты разве не слышала?
— Вай, аллах, эта бумажка не к добру! Не зря мне сегодня снился плохой сон. Видно, война не погасла, раз нашего Эльмурзу зовут.
— Ой, бабушка, я не знаю, как тебе объяснить… — начала было Зухра, но бабушка не дала ей договорить:
__ Конечно, не объяснишь, если масла в голове не хватает. Я за Эльмурзу беспокоюсь. Если он попадет на войну, то живым не вернется. Горячая у него голова, сама пулю найдет. Он и в детстве не сидел спокойно, все с мальчишками воевал. Что можно ожидать от такого?
«Ишь, что вспомнила!» — подумал Эльмурза. Он умылся, надел гимнастерку и пошел в сельсовет, а оттуда уехал в райцентр.
В селение Эльмурза возвратился вечером. Синие сумерки спускались с гор. Небо, покрытое облаками, хмурилось и темнело.
Около сельсовета полукругом сидели колхозники. Среди них был отец Эльмурзы и дедушка Закарья.
— Посмотрите, какой закат! А какие тучи в горах! Ох, сегодня ночью и дождь будет, — сказал аксакал[3] Закарья и, заметив Эльмурзу, подтолкнул локтем Темиргерея.
— Можно тебя, отец, — тихонько позвал Эльмурза.
Темиргерей поднялся и степенно вышел из полукруга.
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Завтра иду в армию.
Темиргерей откашлялся и расправил усы.
— Призывают, значит. Когда являться?
— Завтра в двенадцать.
— Так чего стоишь, ягненком прикидываешься. Иди и скажи матери: пусть ужин готовит. Я с людьми приду.
Эльмурза поспешил к дому. На улицах было людно. Женщины стояли у ворот и вели разговоры о тех, кто уезжает, об их невестах.
Во дворе, у летней кухни, он увидел мать. Сказав ей, что отец придет с людьми, он спросил, где Марьям. Мать ответила, что Марьям работает с утра.
Ловко перемахнув через плетень, Эльмурза увидел Марьям. Превозмогая усталость, она с каким-то отчаянием месила в яме глину.
— Отдохни, — подойдя к ней, сказал Эльмурза.
Марьям смахнула со лба капельки пота и глянула на него:
— Пока ты ездил, смотри сколько глины я приготовила на завтра. На весь день хватит.
— Глина на завтра не нужна. Я ухожу в армию.
— Знаю… Как только ты уехал, я пошла сюда. Думала, в работе забудусь. И все равно на сердце так тяжело, словно камень лежит.
Марьям опустилась на землю и печально сказала:
— Что ж, ничего, свое гнездо все равно вить надо…
Я с Манапом, с братишкой, дострою.
Эльмурза сел рядом.
— Тяжело тебе будет. Понимаю…
На глазах Марьям появились слезы.
— Только не плакать, — Эльмурза положил свою широкую ладонь на ее руку.
Марьям прижалась головой к его груди и тихо сказала:
— Коротким было наше счастье…
Далеко в горах вспыхнула первая зарница. Вслед за ней донеслись глухие раскаты грома. Ветер зашумел в листве, раскачивая тонкие вершины деревьев.
II
Проводы затянулись до поздней ночи. Эльмурза спал плохо. Марьям часто ворочалась с боку на бок. Среди ночи он шепотом спросил:
— Что с тобой?
Она осторожно приложила его руку к своему боку и прошептала:
— Это он… Он… с тобой прощается…
Эльмурза уловил глухие толчки ребенка. Поблизости гремели раскаты грома. Молнии то и дело заглядывали в окно. «Сын будет… Обязательно сын, — подумал Эльмурза. — Ни грома, ни молнии не боится — настоящий джигит!»
На рассвете пришел крепкий сон, однако выспаться Эльмурза не удалось. В седьмом часу утра его разбудил отец.
— Вставай, люди пришли. Неудобно перед народом, — как бы извиняясь за то, что рано разбудил сына, сказал Темиргерей.
Вошла Марьям, внесла таз и кувшин с водой. Она была в праздничном платье. Белая шелковая шаль покрывала ее голову и плечи, длинные черные косы и пополневшую фигуру. Эльмурза вспомнил, что в день Первого мая Марьям была в этом же платье.
«Для меня нарядилась. Хочет, чтобы мне было приятно», — подумал Эльмурза.
Когда он вышел из спальни, родные, друзья и соседи уже толпились в комнате. С каждым из них Эльмурза поздоровался за руку.
Вошли музыканты.
Темиргерей налил в пиалы вина и угостил музыкантов. По его просьбе они заиграли песню о юном народном герое Айгази, который по совету матери за одну ночь исполнил три долга чести: достал коней для друзей, настиг врага — князя, убийцу отца, — и отнял похищенную им свою невесту. Во время исполнения песни Темиргерей недовольно поглядывал на Эльмурзу, занятого разговором с соседом.