Выбрать главу

Пребывая на службе в Азии, Оруэлл взял на себя труд выучить хиндустани[17] и бирманский язык, а также более загадочный для широкой публики каренский язык горных бирманских народностей. К тем британским поселенцам, которые провели в этой части мира всю жизнь, не выучив ничего, кроме нескольких выражений-команд, позволявших распоряжаться слугами, Оруэлл чувствовал презрение, не делая исключения и для членов своей семьи. По той же причине неподдельный его интерес вызывало немалое количество индийцев, освоивших английский на уровне литературного мастерства, а также группа писателей англо-индийского происхождения, среди которых был, к примеру, Кедрик Довер. В июле 1942 года в обзоре романа под названием «Меч и серп», написанном его другом, Мулком Раджем Анандом, Оруэлл рассказывал читателям Horizon:

«Бурное развитие англоязычной индийской литературы, особенно в последнее время, — довольно странный феномен, который еще окажет свое воздействие на мир после войны, если не на сам ее исход… На настоящий момент английский язык в Индии в значительной степени является языком официального и делового общения: пять миллионов индусов могут грамотно на нем писать, еще миллионы общаются на упрощенной его версии; пресса на английском языке в Индии выходит огромными тиражами, а единственный англоязычный журнал, полностью посвященный поэзии, редактируется индусами. Кроме того, индусы в среднем имеют лучшее произношение и грамотнее пишут на английском, чем представители любого европейского народа…»

Сделав в своем анализе столь далеко идущие выводы, в заключении Оруэлл начинает отыгрывать назад, выдвигая предположение, будто конец имперского правления приведет к сворачиванию использования английского языка в Индии. (Помимо всего прочего этот горький его пессимизм заставлял Оруэлла считать радиовещание на Индию пустой тратой времени, хотя влияние его было гораздо значимее, чем он предполагал.) Тем не менее в 1943 году он вернулся к этому вопросу на страницах Tribune, на этот раз напрямую обращаясь к Ананду посредством открытого письма-обзора: «Наилучшим мостом между Европой и Азией, лучшим, чем торговля, чем линкоры или аэропланы, является английский язык; и я надеюсь, что и Вы, и Ахмед Али, и другие продолжите на нем писать, даже если из-за него Вас подчас называют „бабу“[18] (как это было недавно) на одном конце земного шара и ренегатом — на другом».

Когда Салман Рушди в 1997 году выпускал собственную антологию англоязычной индийской литературы под совместной редакцией с Элизабет Вест, он подчеркивал, насколько жизнеспособным, в ничуть не меньшей, если не большей степени, чем раньше, оказался английский язык в качестве литературного посредника между субконтинентом и его диаспорой. Разумеется, он тоже попал под горячую руку некоторых чересчур усердных патриотов «на исторической родине». Но полки книжных магазинов Англии, заставленные книгами Рохинтона Мистри, Арундати Рой, Панкаджа Мишры, Ханифа Курейши, Аниты Десаи, Викрама Сета и многих других, включая рожденную полькой Рут Правер Дхвабвалу[19] (к слову сказать, любопытный факт, среди прочего позволяющий поставить интересный вопрос: где же именно находится та самая «историческая родина»?), ярче всего свидетельствуют о его правоте. Предыдущее поколение английских читателей уже успело насладиться творчеством Нирада Чаутхури, Р. К. Нарайана и Г. В. Дисани (чье имя для некоторых из нас — бессмертно). В предисловии к своей работе, вышедшей через пятьдесят лет после обретения независимости, Рушди говорит следующее:

«Написанная за этот период работающими на английском языке индийскими писателями проза — как художественная, так и публицистическая, — собрание произведений более сильных и значительных, чем большинство из тех, что вышли за тот же период времени на 16 официальных языках, так называемых местных языках Индии. И безусловно, эта новая, все еще дающая свежие побеги „индо-английская“ литература представляет собой, возможно, наиболее ценный вклад Индии в литературный мир».

Непосредственно столкнувшись с обвинениями в использовании языка завоевателей, Рушди ответил спокойно, но твердо:

«Мой родной язык, урду, — жаргон военного лагеря предыдущих, мусульманских, завоевателей, укоренился в качестве одного из субконтинентальных языков много лет назад; то же самое происходит сейчас и с английским языком. Английский становится индийским языком… Во многих районах Южной Индии люди предпочитают общаться с приезжими из северных регионов на английском, а не на хинди, который, по иронии судьбы, скорее воспринимается теми, кто говорит на тамили и малаялам, языком колонизаторов, чем английский, что приобрел на Юге статус лингва франка — языка культурного нейтралитета».

вернуться

17

Хиндустани — лингва франка Северной Индии (до раздела Индии термины «хиндустани», «хинди» и «урду» были синонимами, хотя эти языки все же несколько отличаются друг от друга). — Прим. ред.

вернуться

18

В Индии — англизированный туземец, пренебрежительно. — Прим. пер.

вернуться

19

Рут Правер родилась в семье польских евреев, в Кельне; в 1939 году семья Рут бежала в Англию. — Прим. пер.