Мои внучки сидят не шелохнувшись, затаив дыхание. Легкий ветерок колышет их коричневые платья. Моя дряхлеющая плоть тоже облечена в простой наряд, хотя одета я как персиянка – в черный бесформенный балахон и чадру, скрывающую мое лицо. Когда мы встретились сегодня утром, Гульбадан и Рурайя спросили, почему я в чужом платье. Чтобы избежать встречи с алчным ростовщиком, солгала я, не раздумывая. И мои внучки безотчетно поверили в эту ложь, как верили мне всегда, когда я им лгала. Но впредь я больше их не обману. После сегодняшнего дня это будет невозможно.
– Что вы знаете об императоре? – спрашиваю я.
Гульбадан бросает взгляд на Красный форт.
– Люди... ну, они перед ним либо преклоняются, либо его ненавидят. Большинство его ненавидят.
Я размыкаю губы, намереваясь продолжить, но меня опережает Рурайя.
– Почему он так жесток, Джаха? – говорит она.
Сколько раз я сама задавалась этим вопросом? Сто? Тысячу?
– Император, – объясняю я, хотя все еще не уверена, что знаю точный ответ, – всегда считал, что его никто не любит. Он ошибался, но это было не важно, ибо, когда тебе кажется, что ты нелюбим, ты живешь в холоде. Поначалу появляется ревность, потом горечь, потом ненависть. И ненависть ожесточила сердце Аламгира.
– Но откуда ты знаешь, что у него на сердце? – с удивлением произносит Гульбадан.
Я медлю в нерешительности, потому что Гульбадан и Рурайя до сей поры жили в заблуждении. Как бы я отреагировала, будь я на их месте? – спрашиваю я себя. Способна ли молодая женщина смириться с мыслью, что на самом деле она не простолюдинка, каковой ее воспитали, а потомок императора? Поймут ли мои драгоценные внучки, что мы вынуждены были их обманывать?
– Некогда Аламгира звали Аурангзебом, – наконец отвечаю я, встречая их взгляды. – И некогда я была его сестрой.
Низам кивком подтверждает мои слова. Тень, отбрасываемая его тюрбаном, подпрыгивает на коленях Рурайи.
– Сестрой? – изумленно повторяет Гульбадан.
Я наклоняюсь к внучкам:
– Мы обязаны были вас защитить. Иначе...
– Но как ты можешь быть его сестрой?
– Во мне, в тебе, Гульбадан, течет такая же царская кровь, как и в нем.
– Царская? Твой отец был рыбак, как и мой. Он погиб во время шторма!
– Мой отец был император. Император Шах-Джахан[3].
– Не может быть!
– Но это так.
Гульбадан открывает рот, но не издает ни звука. Ее брови сдвигаются. Руки падают на колени.
– Тогда почему ты живешь так далеко от Агры? И почему... почему вы лгали нам? Почему мы ничего не знали?
– Услышав мой рассказ, ты поймешь.
– Но почему ты рассказываешь нам теперь?
– Из-за вашего братишки.
– Из-за Мирзы? Вздор!
Мне редко случалось видеть Гульбадан столь расстроенной. Рурайя ведет себя так, будто она, пробудившись ото сна, увидела на небе два солнца.
– Пожалуйста, выслушай меня, Гульбадан. Я все объясню.
На языке у внучки вертятся сердитые слова, но она обуздывает свой порыв. Я на мгновение закрываю глаза. Нас окутывает тишина, и я спрашиваю себя: разумно ли наше решение? Вне сомнения, мои внучки, уже достаточно взрослые и умные, сумеют хранить мои страшные тайны. Но произойдут ли когда-нибудь такие события, вследствие которых эти сведения станут востребованными?
– Я должна поведать вам историю нашей семьи, рассказать об убеждениях тех, кого уже давно с нами нет, – говорю я. – Я не могу предвидеть будущее, но время сейчас смутное, и в один прекрасный день трон может опустеть. В этом случае Мирза, если пожелает, может заявить свои права. Пока он слишком мал, ему рано слушать мой рассказ, а вот вам – нет. Мирзе потребуется ваша помощь, если он решит последовать тропой, что так старательно прокладывал его прадед, – тропой, которая ведет к миру и состраданию, а не к войне и подозрительности, что окружают нас сегодня.
– Но ведь Мирза еще ребенок, – заметила Рурайя.
– Да, но наступит день, когда он станет мужчиной, как ваш отец. А в мальчике течет царская кровь. Такая кровь могла бы вновь объединить империю. Могла бы спасти тысячи жизней. Вот почему я прошу вас внимательно выслушать все, что я скажу. Вы поведаете эту историю своему брату, когда он будет к тому готов. Вы должны ее знать, если Мирза когда-нибудь попытается взойти на трон.
Гульбадан бросает взгляд в сторону своего далекого дома:
– А пока он не подрастет, мы будем лгать ему, как мама лгала нам?
– Она лгала, дитя мое, только из любви к вам.
– Но мама никогда не должна лгать, – сказала Рурайя.
– Ты будешь лгать, Рурайя, чтобы защитить своих детей. И ты тоже, Гульбадан. Вы будете лгать и лгать, каждый день, столько, сколько потребуется. А потом, однажды утром, таким, как сегодня, вы откроете своим детям правду.