Повсеместно росло стремление к грамотности и количество людей, умеющих читать и писать: к началу XVII в. в Лондоне 76% ремесленников и лавочников могли, по крайней мере, подписаться{1215}.
На смену старым церковным школам, многие из которых прекратили свое существование во время Реформации, пришли в XVI в. новые грамматические школы, число которых быстро росло. Их основателями зачастую были частные лица: немало богатых и известных людей завещало свои средства на их открытие и содержание. Еще до начала Реформации английский гуманист Джон Колет основал при соборе св. Павла в Лондоне школу св. Павла — одну из лучших английских грамматических школ для обучения 153 мальчиков, преподавание в которой отличалось гуманностью, а учебный план предполагал изучение текстов классических авторов. При Вестминстерской церкви св. Петра действовала Вестминстерская школа, также считавшаяся одним из самых престижных учебных заведений, где более чем 120 мальчикам преподавали классическую латынь и греческий{1216}. Очевидно, что студентов именно этих двух лондонских школ запечатлел на страницах своего «Описания» Т. Платтер{1217}.
Во второй половине XVI в. богатые лондонские купцы Лоренс Шериф и Джон Лайон основали две ставшие впоследствии знаменитыми школы — Регби и Харроу. Богатейший купец и финансист XVI в. сэр Джон Грэшем завещал 200 ф. ежегодно «…на обеспечение всем необходимым четырех человек, способных читать лекции по богословию, астрономии, музыке и геометрии, в его собственном доме в Лондоне, отведенном под нужды обучения, в течение 50 лет»{1218}, а также оставил 150 ф. «…на ежегодное обеспечение в течение 50 лет трех человек, способных читать лекции по праву, метафизике, риторике в том же доме…»{1219}. По аналогичному пути пошел меховщик и олдермен Лондона сэр Эндрю Джадд. Согласно завещанию от 1558 г., он основал «свободную грамматическую школу в Тонбридже (графство Кент) и оставил средства на содержание школьного магистра и младшего учителя»{1220}. Подобным образом распорядился сэр Роланд Хилл, торговец предметами роскоши и олдермен XVI в., в отношении основанной им «свободной грамматической школы» в графстве Сэлоп{1221}. Именно купцы, в руках у которых скапливались большие денежные средства, ездили по миру, видели разные страны, набирались опыта и приобретали вкус к новым знаниям, необходимым для торговли, производства и путешествий, сыграли важную роль в появлении новых школ{1222}. Небезынтересно, что все вышеупомянутые купцы необычайно гордились тем, что их имена «останутся в истории», что о них узнают грядущие поколения, им свойственно желание прославиться в веках — яркое свидетельство пробуждения чувства собственного достоинства, неведомого прежде самосознания личности, которая «начинала чувствовать себя центром притяжения и отталкивания силовых линий всех социальных процессов»{1223}.
Обучение в многочисленных грамматических школах (а в XVII в. в Англии практически в каждом рыночном городе появляется грамматическая школа, способная подготовить к университету{1224}) было доступно всем, независимо от социального положения. Большие публичные школы принимали живущих в округе детей либо вовсе бесплатно, либо за очень небольшую плату[138]. В некоторых школах специально резервировались бесплатные места для бедных. Поэтому особое значение приобретала благотворительность со стороны зажиточной части английского общества. Как видно из завещаний лондонцев, в сферу повседневных обязанностей некоторых представителей правящей элиты города второй половины XVI в. и членов их семей постепенно входит забота о школярах. В частности, Элизабет Николас, вдова торговца солью и олдермена, в 1582 г. специально позаботилась о школярах в Оксфорде и Кембридже, оставив на их нужды по 60 ф.{1225}
138
Если за сына лорда следовало внести 10 ш., за сына рыцаря — шесть с половиной, а за сына джентльмена — два с половиной, то за сына горожанина — только четыре пенса (треть шиллинга).