— Князь Хабар и Пчак-батырь! — возвестил от двери раскатистый бас Святича.
Военачальники вздрогнули, внезапно очнувшись от глубоких дум своих, обернулись. На свет ступили два человека в коротких войлочных кафтанах. Быстрые глаза кочевников зыркнули по лицам в горнице. Торки сняли лисьи малахаи и склонили бритые спереди и с тремя косицами на затылке круглые головы. Святослав жестом пригласил новых гостей к столу.
Степняки жадными руками потянулись к пузатым кувшинам с медовухой.
— Повремените! — остановил их Свенельд грозой своего сурового голоса.
— Вы гости Руси, великие богатыри торческой земли! — построжел и князь. — Всем, что имею, одарю щедро… А ныне слово мое — не для хмельных голов! Дело войны и мира! Испытание огнем и кровию грядет на нас! Русь не желает их. Но, высекая искры кресалом козарской сабли, хакан-бек Асмид хочет спалить огнем земли соседей своих! Слушайте и внимайте, братие и сторонники Руси Светлой!
— О-о! Велик каган Святосляб! Уши батыров открыты для слов мудрейшего! — воскликнули торки и сложили руки на животах.
— Добро! — Князь поднял ладонь. — Речь моя такова… Я нынче ж пошлю гонца в Итиль-град мира делить с козарами…
— Каган-беки Асмид на мир с тобой не пойдет! — твердо заявил Святославу Фаруз-Капад-хан. — Он похваляется раздавить Урусию!
— Но посла он примет?
— Посла пустит. И купцов твоих пустит в Итиль-кел и в другие города Хазарии. Без урусских товаров скудеет торговля, пустеет казна великого царя, ибо в немирное время нет хода через Урусию западным купцам. Каган-беки Асмид и многие ханы злы на тебя, каган Святосляб. Они хотят отмщения за позор двухлетней давности.
— Та-ак. Значит, на мир со мной хакан-бек не пойдет? — словно бы сам себя спросил Святослав. — Значит, неймется ему и князьям степным посчитаться за срам, кой я учинил им под стенами Киева и у стен Чернигов-града? А коль на мир Козария не пойдет, я устремлю дружины свои в битву!.. Тебя, князь Фаруз, Асмид-хакан тож под стяг свой призовет. Так ты не противься, иди…
— Но ведь тогда я должен вступить в битву с тобой, каган урусов?! Иначе меня назовут…
— Не торопись, Фаруз. Не спеши. И здесь решать не торопись и… к битве не поспешай. Ежели ты на день-два припозднишься, я войско хаканово разгромлю… А ты на Итиль-град пойдешь как бы для защиты стольна града козарского…
— Ты мудр, как змея, каган Святосляб! Я все понял…
— То-то. А чтоб Асмид на меня все войско свое не двинул, торки ворвутся в козарские пределы и осадят Итиль-град.
— Велик каган Урусии! — воскликнули степняки, узкие глаза их на скуластых безбородых лицах превратились в щелки, а рты ощерились в хищном оскале. — Мы отомстим собаке Асмиду за прошлогодний набег! А ты, Фаруз-Капад-батыр, не беспокойся: мы сразу уйдем, как только увидим твой бунчук.
Эльтебер хазарский глянул на них отнюдь не дружески, потом повернулся к Святославу:
— Хорошо! Пусть будет так! Но не нападут ли на мои владения херсониты, пока я буду добывать трон кагана- беки? Румы[8] давно зарятся на наш благодатный край.
— Греков не страшись, — успокоил его великий князь Киевский. — Херсонес-град сам будет отбиваться от пече… Кто там?! — вдруг резко обернулся он и указал рукой на колыхнувшуюся занавеску за просторной печью; лицо Святослава мгновенно стало каменно-неподвижным, только желваки гуляли в скулах.
Святич ринулся от двери в угол, смахнул ткань, ахнул удивленно и выволок за воротник под зловещие взоры военачальников хилого человечка в черном одеянии.
— Черноризец! — отшатнулся Свенельд.
— Гре-ек! — распахнул рот Добрыня.
— Лазутчик! — вырвал из ножен меч стремительный и скорый на решения Скопа.
— Служитель креста! — грохнул кулаком по столу Святослав. — Доглядчик ромейский… Взять! Расползлись аки тараканы по Руси Светлой. Волю почуяли послаблением матушки моей, княгини Ольги[9]. Лезут во все щели глаза и уши Царьграда!