Выбрать главу

Харук-хан опять свободен и могущ. Но пока рядом с ним были руссы, ему казалось, что он едет под их охраной, как два года назад по дороге в позорный плен.

«Порубить бы вас всех, проклятые кяфиры[18],— мрачно размышлял про себя старый хан. — Теперь вы не в Пуреслябе за столом коназа Селюда, а в воле моей. И даже аллах не спасет вас, если я только двину бровями…»

Но Харук понимал всю безрассудность такого поступка: слишком уж тяжек гнев кагана Святосляба и только глупец мог попытаться ощутить его на себе.

Хан выругался вполголоса, шумно втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы.

Летко Волчий Хвост кольнул ему в лицо льдинками голубых глаз и осклабился, словно мысли прочитал…

К вечеру в степи разыгралась вьюга. Смешанный русско-хазарский отряд пересел на запасных коней. Лошади бежали, не сбавляя хода. Всадники плотнее закутались в кафтаны и шубы. В сумерках, перекликаясь с ветром, выли волки.

Летко прокричал хану:

— Не заплутаем в степи, князь Харук?

— Мы, хазары, — дети степей! Скоро нашему взору откроется крепость Чугир. Вон, — хазарин указал нагайкой, — уже видны ее стены!

Русич глянул вперед, но за пеленой летучего снега ничего не увидел.

«Козары ако волки в нощи. Куда нам с ними в степи тягаться!» — подумал Летко с завистью.

Вскоре из беснующейся снеговой мешанины стали возникать группами и по одному всадники.

— Хар-р-рук! Хар-р-рук! Ур-р-рагх! — вопили они.

Через мгновение все вокруг было черно от скачущих коней и орущих наездников. Казалось, это они вызвали вьюгу в степи.

Но вот встречающие схлынули назад, и руссы во главе с Харук-ханом и Леткой впереди прогрохотали по узкому подъемному мосту. Летко глянул вверх: над ним нависла темная башня из неотесанных каменных глыб. Верх ее утопал в непроницаемой снеговой мгле, и казалось, башня проткнула небеса насквозь.

Въехали на обширный двор, где горели костры под большими котлами. Здесь было тихо и холод не ощущался.

— Возьмите коней урусских богатуров, расседлайте и накормите, — скрипел голос Харук-хана. — Курджумы[19] посла снесите в подвал под башней… И спаси вас аллах, если пропадет хоть одна нитка! Умаш, проводи гостей урусов в большую юрту!

Летко и его гриди спрыгнули с седел. Приседали, размахивали руками. Били себя по бокам, чтобы разогнать кровь по занемевшим членам.

— Мина! — позвал сотский. — Поставь дозорных к дарам княжецким да к коням нашим. Мало ли что…

— Да все будет, как ихний князь велел, — ответил беспечно-веселый голос.

— Делай, что сказано!

— Сполню. Только…

Летко не стал слушать, повернулся и зашагал за огромного роста хазарином, который, приглашая гостей следовать за собой, согнулся чуть ли не до земли: из вежливости он не желал быть выше ростом русского посла, сухощавая стать которого едва достигала полутора метров высоты.

В большом войлочном шатре было светло от костра, пылавшего в центре, и благодатный жар разливался вокруг. Слуги подбежали к воинам, помогли снять задубевшие шубы.

— О-о, богатуры кагана Святосляба всегда желанные гости в этой юрте, — почтительно говорил Умаш. — Но… — он запнулся, — з-зачем утруждать свое тело железом кольчуг и тяжестью мечей? — Черные глаза хазарина выжидающе и чуть испуганно уставились на гостей.

— Пожалуй… — усмехнулся Летко Волчий Хвост, отстегивая боевой пояс с мечом.

Другие богатыри словно ничего не слышали: они сосредоточенно вычесывали сильными пальцами сосульки из усов и бород, вытирали мокрые лица широкими рукавами расшитых рубах. Взблескивала мерцающая сталь их кольчуг, позванивали рукояти тяжелых мечей о брони. Все витязи, спутники Летки, были, в отличие от своего предводителя, плотными и рослыми, русобородыми и голубоглазыми. Только один, с иссиня-черными волнистыми волосами и быстрым взглядом угольных глаз, не походил на русса. По горбатому носу и сухим чертам сурового лица в нем скорее угадывался алан, печенег или булгарин. Умаш заметил, что «коназ» Летко обращался с черноглазым воином более снисходительно, чем с другими. Одеждой и оружием «черный богатур» почти ничем не отличался от товарищей. Только вместо прямого меча на его боевом поясе висела кривая сабля в дорогих ножнах.

Умаш повел рукой, приглашая гостей к очагу. Говорил он по-русски чисто, почти без акцента: сказывалось постоянное общение с оседлыми северными соседями.

Богатыри расположились вокруг костра на мягких ковровых подушках, только небольшое возвышение оставалось незанятым.

вернуться

18

Кяфир (араб. и мусульм.) — презрительная кличка иноверца.

вернуться

19

Курджум (тюрк.) — кожаный мешок.