«Носилки сразу доставать?»
«Нет конечно. Не май-месяц на улице. И так машина прогреться не успевает», – сказал я: на улице стоял довольно холодный апрель.
«Так на такой сарай, знаешь, какая печка предусмотрена здесь?» – усмехнулся водила.
«В том-то и дело, что знаю. Так что сиди пока. Скажу».
Возле дома стоял дед и махал нам рукой, как бы показывая, что мы едем по верному пути, хотя адрес в планшете был указан, название улицы и номер дома наклеены на заборе. И самое интересное, что они совпадали. Неужели дед думал, что мы проедем мимо? Видимо, сильно переживал. С другой стороны, пусть лучше встречает. Бывает, блуждаешь по деревенской улице туда-сюда, потому что с этими вновь построенными домами без табличек вдруг выясняется, что после дома номер 17 внезапно появляется дом номер 17а. А в навигаторе его до сих пор нет.
Я вышел из машины. Нагрузил на себя свою суточную амуницию.
«Здравствуйте, доктор», – пожилой родственник потянулся правой рукой к моему чемодану, чтобы оказать посильную для него помощь.
«Здравствуй, дед», – укладку я ему не отдал, так как она весит килограммов шесть, а физические возможности дедка мне были неизвестны, ведь я видел его впервые. Левая рука в гипертонусе, на левую ногу хромота. Невооруженным взглядом было видно, что как минимум однажды дед уже пережил инсульт и не смог до конца восстановиться.
В комнате на диване сидела пожилая женщина, рядом стояла женщина помоложе. Как выяснилось, дочь. На первый взгляд ничего необычного не увидел: сидела, смотрела на меня, периодически моргала.
«Здравствуйте. Что вас беспокоит?» – аккуратно начал я, присев рядом с пациенткой на заранее подготовленный табурет.
«Ничего», – адекватно, а главное, четко ответила бабушка.
Я вопросительно посмотрел на дочь в ожидании какой-нибудь истории по типу: «Да у нее голова болит уже месяц, пьет пенталгин, а сегодня опять заболела. Нет, мы никуда не обращались: думали, само пройдет, но не проходит». Однако мои ожидания совершенно не совпали с настоящей картиной произошедшего.
«Я, если честно, сама не могу понять. Вот только что у нее перестала двигаться правая рука и, по-видимому, нога, так как она упала и не смогла на нее опереться. Лицо перекосило, и вместо речи я услышала только мычание. А сейчас я смотрю на нее, и как будто ничего не было», – растерянно сообщила женщина, пристально рассматривая мамин рот, угол которого еще три минуты назад был на уровне подбородка.
«Все ясно». Дело приобретало новый оборот. Я понимал, что данное состояние вскоре может вернуться и окончательно закрепиться на лице бабульки.
Осмотрел. Во время оказания помощи объяснил присутствующим, что это было за состояние, почему оно называется именно атакой и чем оно грозит в дальнейшем, если не по-ехать со мной очень далеко. А от нашего местоположения сосудистый центр находился действительно не близко.
Вроде русским языком изъяснялся. Разжевал так, что любой врач платной клиники попросил бы пару уроков убеждения, но пожилая пациентка ни в какую не соглашалась ехать. Ей коров доить надо, курицам головы рубить, и вообще, она одна по хозяйству шелестит, так как муж после инсульта нетрудоспособен. Аргументы по типу «парализует, будешь лежать» и «пожалей дочь» (это уже от дочери) тоже не увенчались успехом. Приезжать сюда повторно не было никакого желания, так как картина будет намного хуже. Поэтому я пригрозил:
«Либо мы едем и вас лечат…», и бабушка взглянула на меня в ожидании второго варианта, на который она, конечно же, согласится.
«Либо?..» – попыталась поторопить с продолжением дочь.
«А все. Второго варианта не будет», – сердито сказал я и достал сопроводительный лист.
Бабуля расстроилась, но выбора у нее уже не было. В отличие от платной медицины у нас есть бесплатная возможность грозно произнести слова убеждения, напугать, потребовать, если это необходимо для сохранения жизни. Ну, разумеется, если соблюдать эту, как ее… этику. А то пожалуются потом на грубое отношение, и опять на ковер к главному идти за то, что жизнь спас. Несправедливо.
В сосудистом центре, как всегда, был аншлаг. Стояли пять каталок, на которых лежали пять человек. Кто-то уже обследован и переводился в неврологическое отделение другой больницы; кого-то оформляли в отделение сосудистого центра с подтвержденным ОНМК[2], а кого-то отправляли домой.
«Что привезли?» – доктор смотрела на меня, после того как я доставил на каталке свою пациентку.
«ТИА[3]», – сказал я и объяснил, что приключилось с этой бабушкой прохладным будничным днем.