Худшей пивнушки для того, чтобы запить печаль (если Доминик занимался именно этим), и не придумаешь. А может быть, он просто решил побыть «молодым и горячим». Бар маленький и мрачный, и в нем звучит Nickelback, что само по себе веская причина для закрытия. А еще тут просто мерзко.
– Шай. – Он силится принять выражение абсолютной концентрации. Одной рукой он поглаживает стойку, а его ухо находится с ней в настолько тесном взаимодействии, что вот-вот подхватит венерическую болезнь. – Шай. Ш-ш-ш. Кажется, я слышу океан.
– Ну конечно же слышишь, приятель. – Я успокаивающе – может быть, даже немного покровительственно – хлопаю его по спине. Для меня большая редкость – ощущать власть над Домиником, и не могу сказать, что мне это не нравится. Зато могу сказать, что чувствую, как двигаются его мышцы под рубашкой, твердость плеч. Его тепло.
Я сбрасываю руку.
– Осторожно. У меня могут быть вши, – хихикает он.
В голове снова начинает пульсировать. Мне стоило ограничиться одним бокалом вина, но во всяком случае я зашла не настолько далеко, как он. Если бы я согласилась с ним встретиться, были бы мы оба пьяны в стельку?
– Я дико извиняюсь за него, – говорю я барменше – женщине с двумя забитыми «рукавами», которая выглядит так, словно могла бы с легкость выжать вес двух Домиников. – По дороге сюда я не подозревала, что буду нянчиться с шестилетним ребенком.
– Не волнуйся. Видала и хуже. – Она набирает стакан воды и шлепает на стойку перед Домиником.
– Пей, – приказываю я, и, хотя он ворчит, ему удается сделать пару глотков. – Ты что-нибудь ел? – Пожатие плечами я принимаю за «нет». – А еда у вас есть? – спрашиваю я у барменши.
– Только фри и картофельные шарики, – отвечает она, и я заказываю того и другого.
Я не хочу уходить, пока он хотя бы немного не поест, поэтому взбираюсь на высокий по собственный меркам стул рядом с ним. Прибывают наши жировые бомбы, а вместе с ними – бутылка с кетчупом. Кетчупа в ней столько, что, ударяя по ней ладонью, я выгляжу так, словно занимаюсь чем-то непристойным.
– Вау. А ты любишь пошалить, – говорит Доминик.
Я еще раз сильно встряхиваю бутылку, пока наконец не появляется кетчуп.
Хотя бар и выглядит так, что я лишний раз подумала бы, стоит ли есть местную стряпню, еда хрустящая и идеально просолена. Понедельник, одиннадцать часов вечера, и я ем картофельные шарики в пивнушке со своим бывшим заклятым врагом. Моя жизнь окончательно утратила здравый смысл.
Когда он достаточно наедается, чтобы больше не качаться на месте, я понимаю, что теперь можно уходить. Он пытается, но не может достать бумажник из заднего кармана, поэтому я извлекаю собственный.
– Я тебе верну, – говорит он.
– О, не сомневаюсь.
Барменша возвращает мне кредитку.
– Хорошего вам обоим вечера.
Вам обоим. Это не намек на то, что мы вместе, а простое утверждение: мы два человека, которые в одно и то же время выходят из бара.
Сегодня понедельник, но это ничего не значит для Кэпитол-Хилл[30]. Хипстеры слоняются у баров, прохладный апрельский воздух пропитан сигаретным дымом и травой. Доминик без куртки – на нем только выправившаяся синевато-серая рубашка, в которой он был на работе.
Он закидывает руку мне через плечо и опирается на меня, что, учитывая разницу в росте, должно выглядеть комично. Посомневавшись, я обхватываю его за талию, чтобы поддержать. Мы близки как никогда – и становимся еще ближе, когда его рубашка приподнимается и на мгновение мои пальцы царапают теплую кожу его спины.
Я отскакиваю так резко, что он пытается поймать равновесие, больше полагаясь на собственные ноги, чем на полутораметровую опору в виде меня.
– Прости. Я, наверное, слишком сильно на тебя оперся. – Он хлопает по плечу моей куртки. – Ты крошечная.
– Меньшее, что ты можешь сделать – попытаться не оскорблять меня после того, как я спасла тебя от Nickelback и ягермайстера.
– Это не оскорбление. – Он смотрит на меня сверху вниз, и его взгляд, как обычно, абсолютно непроницаем. Я чувствую себя не просто крошечной, а так, словно представляю проект на собрании старшего персонала, прикрываясь одними лишь кисточками для сосков и любимыми тематическими носками (я бы не была Шай Голдстайн, если бы у меня не было несколько пар) с рыбой, держащей микрофон, и надписью «Айра Бас». – Какого роста был твой самый высокий парень?
– Не понимаю, какое это имеет отношение к текущей ситуации. – И все же, пока я перебираю историю своих отношений, мое вскруженное вином сознание спотыкается о момент, когда мы вместе стояли в комнате отдыха. То, как он нависал надо мной, загоняя меня в угол. То, как прижал стакан воды к моей щеке. Как я почувствовала себя маленькой, но защищенной, и еще целую гамму чувств, которую не позволила испытать своему телу. Чувств, которые я сейчас совсем (совсем) не чувствую.