В следующую секунду гвардейцы, рассыпавшись, открыли шквальный огонь во все стороны. Миллз сделал нечто более умное и уместное в этой ситуации – он сорвал одну за другой две дымовые гранаты-шашки со снаряжения – одну с белым дымом, другую с черным – и бросил их вперед. Ударившись о землю, обе шашки запыхали, исторгая из своего чрева густые клубы быстро заволакивающего все дыма и лишая снайпера обзора. Под прикрытием дыма майор и еще один из офицеров-афганцев, не потерявших самообладания, подбежали к поверженному главе афганской разведывательной службы, потащили его под прикрытие брони бронетранспортеров. Уже там майор перевернул его, увидел входное отверстие от пули – или даже снаряда! – и понял, что все бесполезно. Позвоночник был почти вырван вместе с частью грудной клетки.
Отбомбившись, «Канберры» взяли курс на командный пункт, прошли над ним в ровном строю, на предельно низкой высоте, оглушая ревом двигателей – словно отдавая дань уважения погибшему от пули снайпера генералу.
– Али! По машинам! Быстрее! Взлетаем через пять минут! Быстрее!
– Так точно, господин подполковник.
Группа коммандос, которую вел сам Башир, заняла исходные в двадцати километрах от Герата – так получилось, что они знали эту местность, она нередко использовалась ими в качестве учебного полигона. Местность выбрал сам Башир – хотя сидели здесь он и его люди по приказу Абада. С самого начала подполковник выразил резкое несогласие с планом операции, который выдвинул Абад и его люди. План был примерно такой же, какой они использовали при зачистках: окружение на первом этапе и сплошная зачистка окруженной местности. В отличие от Абада, Башир ориентировался на молниеносные удары с высадкой десанта, в предложенном им плане успех обеспечивался не за счет окружения, а за счет внезапного и стремительного удара, захвата инициативы в операции с самого начала и уверенного ее удержания во время всей операции. Невозможность отступления для противника обеспечивалась не окружением, а внезапным воздушным десантом, когда коммандос сыплются прямо тебе на голову и уходить уже поздно. Абад совсем недавно побывал с группой офицеров в Североамериканских Соединенных Штатах, где ему продемонстрировали, как подобные проблемы решают североамериканские «зеленые береты». Оцепление зоны проведения операции если и предусматривается, то не бронегруппами, как предложил Абад, а высадкой десанта с вертолетов, при этом возможные подходы перекрываются быстроустанавливающимися ограждениями из колючей проволоки, около которых занимают позиции группы прикрытия – пулеметчик и несколько автоматчиков, прикрывающие заграждения от прорыва. Основная группа в этом случае ведет штурм и зачистку объекта. После этого эвакуация участвующих в операции сил производится либо теми же вертолетами с господствующих над застройкой зданий, либо наземным конвоем, который пробивается к месту проведения операции – причем возможные проблемы у наземного конвоя не влияют на скорость исполнения основного замысла операции. При необходимости десантирующейся группе перебрасывается вертолетами подкрепление и дополнительное снаряжение. Все это было не раз отработано в Британской Индии – и приносило успех, если в месте проведения операции не оказывалось ПЗРК либо противовертолетной ПВО, основанной на сосредоточенном огне РПГ. А Абад, по сути, ставил успех основной операции – поиск и захват Махди – в зависимость от успеха второстепенной – окружения квартала, где скрывается Махди, силами пятой дивизии при поддержке бронетехники. Спор двух офицеров решили так, как он обычно решался в Афганистане: я начальник, ты дурак.
Теперь Башир сидел в командирском вертолете у рации и убеждался в том, что все-таки он был прав. План операции трещал по всем швам.
Махди…
Башир был афганцем и мусульманином-суннитом, он соблюдал нормы и правила шариата как мог и вставал на намаз, когда была такая возможность. Он и своим солдатам не запрещал отправлять религиозные потребности, если это не входило в противоречие с требованиями службы и боевой учебы. Он слышал про Махди – немного, но слышал, в Афганистане трудно что-то утаить; если произошло нечто, заслуживающее внимания, об этом на следующий день будут знать все кабульские базары. Он не знал и не хотел знать, настолько Махди свят, – он учился в Сандхерсте, неоднократно повышал свою квалификацию в Великобритании и Североамериканских Соединенных Штатах – и это лишило его даже намека на религиозный фанатизм и слепую веру. Он видел, как живут неверные в других странах – а потом возвращался и смотрел, как живут правоверные, по пять раз в день встающие на намаз люди в Афганистане. Более того, однажды он побывал в Багдаде, в городе, находящемся под пятой русских оккупантов, держащих в неверии и рассеянии многие миллионы мусульман[77], и убедился в том, что и находящиеся под пятой оккупантов правоверные живут не в пример лучше, чем правоверные в его собственной стране. Возможно, Башир и пошел бы за тем, кто пообещал бы превратить Афганистан в нормальное светское государство, поставив нормальную власть. А Махди, судя по тому, что о нем говорили, обещал погрузить страну в кровавую пучину ультрарелигиозной реакции. Потому подполковник Башир не испытывал никаких угрызений совести, получив приказ взять Махди живым или мертвым.
77
Слова Б. Раббани, окормляющего правоверных Афганистана. В нашем мире он и в самом деле учился в религиозном университете в Кабуле, принял участие в попытке государственного переворота, сумел избежать наказания, бежал в Пакистан и встал на джихад. В этом мире он университет закончил, был приближен королем – возможно, потому, что они оба не прочь были хорошо провести время с маленькими мальчиками. Раббани публично оправдывал наркоторговлю, называя наркотики «белым оружием джихада», разрешенным в борьбе с неверными. Фетва, выпущенная живущими в Казани, Мекке и Медине исламскими кади (судьями), называла Раббани отступником веры и слугой дьявола.