Выбрать главу

Господа Сенаторы, не проникнув намерений коварных сих голландцев, принялись за исчисление только прибыли, сколько оной получит казна от таковой уступки в десять лет; и увидев, что знатная составится из оной сумма, без дальнейших размышлений признали план сей за полезный. Один только из них князь Долгоруков, молчавший до того, объявил, что он с ними не согласен, и плана коварных голландцев не одобряет; а какие имеет на то резоны, обещал изъясниться на письме. Прибыв же из Сената в дом свой, посылает просить к себе знакомого ему Московского суконного фабриканта Симонова, бывшего тогда в Петербурге. Тот приходит; князь предлагает ему план голландцев, и требует от него на то мнения!

Сумма, говорит на это г-н Симонов, уступаемая голландцами, довольно велика, и что им по той цене поставить своих сукон невозможно. Но сею казенною прибылью до основания разорятся все, с таким трудом и иждивением заведенные Российския фабрики; и мы все, продолжает г-н Симонов, должны будем их бросишь, а обученные делу суконному люди разойдутся; и как отвыкли они от крестьянских работ, то сделаются ежели не ворами, так по крайней мере ни к чему негодными тунеядцами; когда же таким образом фабрики изчезнут, и заводители оных разорятся, то вновь заводить их по прошествии десяти лет будет еще труднее; что ж тогда останется делать? не принуждена ли уже будет казна у тех же самых голландцев доставать сукна, и такою ценою, какую они сами назначат? Из сего ваше сиятельство заключить можете, не во вред ли невозвратной мнимая сия, Голландцами обещаемая прибыль, будет казне и всем нам? К тому же и то представишь надобно, что если казна ныне и лишнее платить будет своим фабрикантам за сукна, то вся трата сия в том только состоять будет, что из казны перейдет некая сумма в руки подданных, а не вывезена будет в иноплеменные государства.

Князь, выслушав сие и поблагодарив за то, отпустил его.

Между тем Сенат, не дождавшись от князя обещанного им изъяснения, чрез три дня донес его величеству как о своем мнении, так и о несогласии с ними Долгорукова, от коего не могли они истребовать причин тому.

Монарх призываем его к себе, и спрашивает: какие он имеет резоны несогласию своему с товарищами его?

Княз пересказывает его величеству весь свой разговор с Симоновым, и заключает: «Вот причины, почему я не согласен с ними».

Великий государь, чувствительно возблагодарив за усердие и поцеловав его в голову, сказал: «Я не сомневаюсь, чтоб вы не были таковы и впредь». И так помянутый проект голландцев, как и первый, был отвергнут. Г-н Симонов получил подобную же от признательного государя благодарность.[199]

57. Особенное расположение Петра Великого против легких плотских грехов

Из следующего анекдота яснее предыдущего явствует милосердие Петра Великого и, может быть, так же политическое мнение о плотских грехах и юношеских проступках. Как он однажды на частых своих и всегда скорых поездках в Москву с малым поездом остановился в воскресный день в Вышнем Волочке и рассматривал несколько часов от части тогда начатые, от части располагаемые водяные коммуникации, то, довольно устав, возвратился в местечко, чтоб там совершить умеренный свой обед.

Тогда собралась по обыкновению у ворот и в сенях большая часть жителей с их сыновьями, так же много жен с своими дочерьми в праздничных платьях, чтоб видеть монарха. Тогда царь обыкновенно то с тем, то с другим разговаривал, спрашивал о их упражнении и о обстоятельствах того места. Во время такового разговора усмотрел он чрез толпу своих зрителей из дали в сенях стоящую в чулане взрослую крестьянскую девку, которая была изрядного лица, что она на него смотрела и всегда пряталась за дверь лицом, когда усматривала, что царь на все обращал свои взоры.

Царь тем большее получил желание видеть ее. И так долженствовала она выйти из чулана, в котором она пряталась, но охотно при том желала видеть сего государя и войти к нему в избу. Она одною рукою покрыла лице, как будто бы стыдилась и плакала. Царь, не заключая об ней ничего худаго, почел сие невинною застенчивостию и девичьего стыдливостию, взял ее за руку, начал говорить с нею ласково, чтоб она ничего не боялась и что она хорошая девушка и пора ей выйти за муж. На сие засмеялись прочия крестьянския жены, а некоторыя из них весьма громко захохотали. Царь на то несколько разсердился и, приступив к ним, сказал: «Чему вы, дуры, смеетесь? Что сия девушка скромнее вас и от стыдливости плачет?» При сем крестьянки еще больше смеялись. Царь обратился к близ стоящему крестьянину с сими словами: «Скажи мне, чему сии дуры смеются над скромностию сей изрядной девушки? Разве они ревнуют, что я с нею говорю и она мне лучше прочих нравится?» – «Нет, всемилостивейший государь! – ответствовал мужик. – Они не тому смеются, а тут есть другая причина», – «А какая?» – спросил царь. «Ваше величество называете ее девушкою, а она уже не такова». – «Да что же она, – продолжал царь, – разве она уже замужем?» – «Нет, – ответствовал мужик, – и не за мужем, она дочь моего соседа, прилежная, трудолюбивая и в прочем изрядная девушка, но только сжилась с немецким офицером, в службе вашего величества, которой тогда у нас стоял постоем и вскоре потом был отряжен в другое место. С ним прижила она сына, и по сей причине прочия девки нашего села с нею не обходятся и над нею смеются». «Великое дело! – сказал царь. – Ежели она более ничего худого не сделала, то для чего столь долго зазирать её преступление и для того явно над нею ругаться? Я не хочу, чтоб сие было, – сказал он громко, чтоб все слышали, – и всем вам повелеваю, чтоб не исключать ее ни из какой беседы с другими женщинами и девками, а менее того, чтоб кто отважился делать ей малейший в том упрек». Он взял потом опять за руку сию девку, говорил ей, чтобы она не боялась и больше ни о чем не печалилась, а как, по его требованию, принесли ему ея сына, который был изрядный и здоровый двухлетний мальчик, то сказал сей государь: «Это очень хороший мальчик, который будет добрым у меня солдатом. Старайтесь, чтоб он вырос, я буду временно об нем спрашивать, и его должно мне показывать, когда я сюда ни приеду». Под конец поцеловал он мать, подарил ей целую горсть рублевиков и с тем отъехал.[200]

вернуться

199

От суконного фабриканта г-на Серикова.

вернуться

200

Известно сие от Михаилы Ивановича Сердюкова.