Так что терминология волшебства идеально подходит для программирования. И конечно же, образность колдовства пригодилась мне, создателю Иного Плана, как нельзя более кстати. Благодаря волшебству и тому, что оно олицетворяет в реальном мире, возникло немало забавных ассоциаций. Именно они стали главной причиной того, что история так легко писалась. Волшебные метафоры послужили мощным подспорьем в выборе терминов (таких как «подлинное имя», например).
К сожалению, даже самые удачные метафоры ограничивают воображение. Так и я стал воплощением высказывания Марка Твена о том, что «разница между правильным и почти правильным словом такая же, как между светом молнии и светлячком». Одно из центральных понятий в «Подлинных именах» – виртуальная среда, место, где люди общаются во всемирной компьютерной Сети. Я долго думал над термином и не нашел ничего лучше, как обозвать его «Иным Планом». Увы, это всего лишь мерцание светлячка по сравнению с заревом «киберпространства». (Хотя, может, «Иной План» не так и безнадежен. Ребята, работающие над экранизацией повести, называют себя «кадрами Иного Плана», ха-ха.)
Думаю, что со временем обитатели киберпространства начнут пользоваться собственными метафорами для описания тамошних явлений и доступа к ним, вроде мимоходом появляющихся в «Подлинных именах» верботов и других альтернативных находок.
Появление «Подлинных имен» открыло для меня пользу научной фантастики с новой стороны. В 1982 году журнал «Omni» решил отправить нескольких писателей-фантастов на конференцию Американской ассоциации по искусственному интеллекту (ими стали Джим Хоган, Фред Пол, Боб Шекли и я). Там я встретил Марвина Минского и Ганса Моравеча. Впоследствии Марвин приглашал меня выступать с докладами и лекциями в Массачусетский технологический институт. Так вот, во время визитов в Медиалабораторию МТИ и корпорацию «Thinking Machines» мне выпал великолепный шанс пообщаться с людьми, находящимися на самой передовой удивительных технологий. Возможность задать им вопросы и послушать их ответы невероятно вдохновляла. Меня не оставляло чувство, что на моих глазах вершится история!
От моего внимания не укрылось, что четыре статьи данного сборника посвящены вопросам политики и криптографии. Безусловно, в «Подлинных именах» не обошлось без политики. В те годы политическая обстановка была неотделима от жизни. Мне даже удалось довольно точно предвидеть ряд проблем, которые оказались вполне реальными, однако я мало что смог предложить в плане решения. Один любопытный просчет (хочу надеяться, что это просчет) в том, что доступ к Сети осуществлялся бы по лицензии и что лишение такой «операционной лицензии» означало бы конец карьеры, все равно что лишиться водительских прав в двадцатом веке. Типичная ошибка не очень дальновидного писателя. Доступ к Сети сегодня настолько повсеместен, что введение подобных лицензий выглядело бы странной и ретроградной выходкой. Претворить в жизнь такой закон оказалось бы гораздо сложнее, чем добиться запрета на наркотики.
Приведенные здесь работы намного обстоятельнее излагают проблемы и дают более убедительные решения, чем «Подлинные имена». Наиболее радикальные предсказания относительно личных свобод, безусловно, предложил Тим Мэй. Помню, как смеялся зал на CFP-96[1], когда я обрисовал диапазон мнений под заголовком «Каким видят люди влияние компьютеров на личную свободу». На одном конце спектра я расположил Джорджа Оруэлла, а на другом оказался… Тим Мэй. Похоже, моя публика на той конференции согласилась, что идеи Тима заслуживали пальму первенства как антитезис взглядам Оруэлла.
Мнение Оруэлла о том, что технологии служат инструментом тирании, преобладало в обществе вплоть до появления персональных компьютеров. В восьмидесятых годах (чуть ли не как раз в начале 1984-го!) те, кто работал на ПК, начали осознавать, что компьютеры могут навсегда положить конец тирании, если не государственному правлению как таковому… Потом настали девяностые, а с ними появились и различные схемы для контроля криптотехнологий, вплоть до привлечения автоматизации к закручиванию правительственных гаек как никогда раньше. Для меня вопрос о том, означают ли компьютеры и сети больше свободы, или же они сведут ее на нет, остается по-прежнему открытым; именно здесь одинаково вероятны диаметрально противоположные исходы. Не исключено, что, двигаясь по пути, намеченному Тимом Мэем, мы придем к миру, напоминающему «Алмазный век» Нила Стивенсона[2]. С другой стороны, перед нами маячат «четыре всадника». Любой из них служит достаточным поводом для ужесточения регламентирующих и принудительных мер (более или менее эффективных в зависимости от конкретного общества). Думаю, что «всадник-террорист» – наиболее вероятная причина для введения строжайшего контроля. Парочки по-настоящему устрашающих террористических атак достаточно, чтобы настроения в обществе развернулись на 180 градусов. Нетрудно представить себе, что целой страной начнут управлять по принципу аэропортов конца двадцатого столетия.