— Благодарю вас за помощь. Нашли, что искали?
— Я чуть ближе, но сомневаюсь, что когда-либо найду это.
— Не сдавайтесь. Надежда для жизни необходима.
Лоскутный труп стоял в углу, отвернувшись от нас. Она легонько билась головой о стену и повторяла слово «радуга», вновь и вновь. Глад шагнул к ней и приобнял за спину, уложил крошечную голову ей на плечо.
— Простите, что мы не смогли вас ввести, — сказал он. — Через тысячу лет попробуем еще разок.
На поле великих дубов дождь унялся, но пелена облаков по-прежнему укрывала небеса. Без подсказок лунного света я несколько раз поскользнулся в грязи и вскоре отстал от Глада и мертвеца. Догонять никакого желания не было. Хотелось поговорить с головой без тела, которую я оставил под деревом. В мозгу у меня прокладывали тропы многие вопросы, но по-настоящему я хотел спросить у головы лишь одно: что она имела в виду, сказав «Вы так близки к тому, что ищете… но никогда не найдете».
Но все впустую. Когда я добрался до перекрученного дуба, головы там не было.
Машину я увидел у подножья холма. Труп лежал на заднем сиденье, но водительская дверца была открыта, Глад стоял рядом, положив руку на крышу. Он смотрел в небо, где в облаках обозначился небольшой разрыв. Я подошел, Глад заговорил, и, хотя первые несколько слов было не разобрать, остальные прозвучали ясно:
— …и узрел я звезду, что упала с небес на землю, и дан ему был ключ от бездонной пропасти.
— Не понял, — сказал я.
— Да, — отозвался он тихо. — Вам и не полагается.
— Слушайте, если это из-за моего опоздания…
— Не беда. Поехали.
Он медленно повел машину прочь от поля, обратно в знакомый мне мир. Ни там, ни там не было мне уютно, однако ходячие вынуждены мириться с такими дилеммами. Ходячий пойман между состояниями-близнецами — жизнью и смертью. Ему неуютно в гробу, в нем не рождается порыв творить и размножаться. Ходячий — не очень что-то и не очень ничто. Он полусущество, ведущее полужизнь.
Мною завладевала усталость. Разговаривать почти не хотелось, но слова возникли сами собою.
— Когда был в Верхнем хранилище, я попытался позвонить Шефу.
— Хорошая мысль, — сказал Глад. — Там прекрасный прием.
— Шефа не было.
— Знаю. Мне полагается знакомить трупцов с ним при Воссоединении. Но он прислал одного из своих прислужников.
— Да? — Я зевнул.
— Семиокого агнца. — Он нахмурился. — Выглядел он не очень. В одном глазу сосуд лопнул.
— Это знак?
— Да. Того, что он слишком много пьет. — Глад закашлялся — или рассмеялся, я не разобрал. — Сказал, что Девять чинов опять жалуются.
— Какие такие Девять чинов?
— Ангельских, разумеется. Серафы, херувы, престолы, власти, силы, господства, начала, архангелы и ангелы[63]. Они делятся между собой на три иерархических круга. Возникают трения. И зависть. Стычек тоже немало. Естественно, серафы всегда берут верх… Хотя, есть подозрение, мухлюют. — Он снова кашлянул. — Не важно. Они сердятся, потому что на нашей территории объявился самозванец под их личиной. Агнец говорит, что это лазутчик из Нижнего хранилища, и нам следовало Агнца уведомить — можно подумать, он не в курсе происходящего. Вот я и подыгрываю, говорю, что, раз полная власть в руках у Шефа, он же несет и полную ответственность, а мы в Агентстве не можем отвечать за сотрудников других отделов, если те решают нарушить границы и работать в свободное время…
Усталость и бремя этих сведений наконец вынудили мои мозги сдаться. Глад продолжал говорить, а я уснул, и снилась мне громадная прореха в укрытых облаками небесах, и из этой прорехи…
— Просыпайтесь! — говорил Глад, тряся меня за руку. Мы все еще сидели в машине, но уже выехали на узнаваемые дороги. — Мне вам надо кое-что сказать. Завтра вечером в Агентстве совещание. Неформальное. Вы вольны участвовать. Возможно, вам станет понятнее…
Я пробормотал что-то в ответ, уложил щеку на подголовник и вернулся в сон.
Стою на каменистой равнине у темной реки. Небо в черном дыму, тот валит из исполинской печи. Воздух пропитан вонью горящей плоти.
Дым оседает на дальнем берегу реки удушающим туманом, и не разглядеть, где кончается река и начинается суша. Я смотрю вверх. В облаках возникает громадная прореха, из прорехи падает ослепительный предмет. Он падает в грязь у моих ног: крошечная светящаяся звезда, ярче любого солнца. Мне страшно ее подбирать, я боюсь, что от ее жара у меня истлеют руки.
63
Согласно «Постановлениям святых Апостолов чрез Климента, епископа и гражданина Римского» — одного из древних сборников канонического права Церкви, традиционно приписываемого св. Клименту Римскому, обычно датируется 380 г.