Арлин Ледерман, американка, специалист по развитию, которая преподавала в Кабульском университете в начале 1970-х, вспоминает «волнующее время», когда женщины афганской элиты отличались даже большей утонченностью, чем большинство их либеральных сестер-американок. Женщины кабульской королевской семьи, которые носили плащи, солнечные очки, косынки и перчатки от Эрме, «могли бы сойти за подруг Джеки Кеннеди в осенний день в Бостоне», замечала она.
Этот прогресс в среде небольшой группы женщин, принадлежавших к элите, был явлением значимым, но он коснулся только Кабула и горстки других крупных городов. В остальной части страны удел женщин мало изменился.
Зато когда в 1980-х по стране масштабной волной прокатились реформы коммунистической эпохи, они не ограничивались маленьким кружком кабульской элиты. В ту новую эпоху женщины и девочки переставали жить в затворничестве: они получали обязательное образование{29}, свободно выбирали, за кого им выходить замуж и быть ли активными участницами нового общества. После того как многочисленная группировка советских войск прибыла в страну, чтобы поддержать шаткий кабульский коммунистический режим, тысячи русских, приглашенных правительством на работу, тоже стали приезжать в Кабул, чтобы помогать в реализации идеализированного плана Москвы по созданию нового Афганистана.
Агрономы, инженеры, сотрудники гуманитарных организаций, учителя и архитекторы начали осуществлять широкомасштабные гуманитарные проекты под руководством советских специалистов. Эти программы были нацелены на преобразование всей страны – и преобразование быстрое. Советское руководство, гордившееся тем, что построило идеальное, превосходящее другие общество у себя дома, поначалу не придавало особого значения историческим параллелям или неудачам других своих предшественников.
Одной из четко определенных целей было дать образование и рабочие места множеству женщин. Эта идея была здравой: только обретя реальную силу в экономике, женщины имели бы возможность получить реальные права и ликвидировать неравенство. Увы, исполнение ее со временем показало себя столь же тщетным, как и предыдущие попытки, – понимание глубоко укоренившейся патриархальной экономики в сельских областях пришло постепенно и с опозданием.
Однако в Кабуле состоялись назначения нескольких афганок чиновницами и парламентариями. Другие женщины начали работать врачами и журналистами, шли служить в полиции и армии, стали юристами. Формировались союзы и ассоциации, и время от времени женщины становились во главе этих организаций. В столице была запрещена сегрегация в ресторанах и общественном транспорте.
В этом прогрессивном окружении семья Азиты заняла положение в верхнем слое среднего класса. Отец ее преподавал географию и историю в университете и со временем вложил заработанные деньги в небольшой магазинчик, торгующий писчебумажными принадлежностями, сухофруктами, орехами и другими хозяйственными товарами. Поняв, что у дочери есть талант к языкам, он купил ей маленький телевизор, чтобы она смогла смотреть государственные новости, транслировавшиеся на русском языке, и со временем она начала частями переводить их родителям. Когда о способностях Азиты узнали учителя, они стали отличать девочку как особенно талантливую ученицу.
И тогда она была избрана для особой цели.
Как и при любой долгосрочной игре, включающей вторжение в другую страну и построение государства, Советы хотели подготовить следующее поколение афганских лидеров и обеспечить их лояльность Москве. Маленькая Азита, обладавшая живым умом и готовностью учиться, была переведена в более продвинутую школу, где учителями были иностранцы, а русский был официальным языком. Ей и другим прошедшим штучный отбор учащимся предстояло восхождение через самые элитные институты новой системы – своего рода питомник будущего властного кластера Афганистана. Их образование должно было увенчаться годом-двумя обучения в лучших университетах Москвы или Ленинграда.
Азита вспоминает, что в то время Кабул был «как Европа», когда она ездила на занятия в трамвае, которым управляла женщина-вагоновожатая. Форма в женской школе состояла из коричневого платья, белого фартука и коричневых туфель с белыми гольфами. На голове ученицы в то время носили только коричневые бархатные банты.
29
«… получали обязательное образование…» Хума Ахмед-Гош пишет о многих программах социальных и экономических реформ в период правления PDPA и о том, что племенные вожди «рассматривали обязательное образование, особенно для женщин, как идущее против сути традиции, антирелигиозное и бросающее вызов власти мужчин» в работе «A History of Women in Afghanistan: Lessons Learnt for the Future or Yesterdays and Tomorrow: Women in Afghanistan»,