Выбрать главу
Принять в свой круг тебя они хотят И для тебя явились в этот сад.
О муж! Хасан мне имя. А народ Меня «Делийским» издревле зовет.[169]
Ответ услыша, вновь я ощутил, Волненье сердца, изнуренье сил.
Но волею и духом овладел И к славным, как на крыльях, полетел.
Тут мне Хасан назвал их имена, Прекрасные, как вечная весна.
Сказал: «На величавых, как цари, На трех главенствующих посмотри!
И первый тот, чьи помыслы чисты, Сей старец несказанной красоты.
Ты предстоишь пред светлостью его — Перед очами шейха твоего![170]
Направо — полководец войска слов, Завоеватель стран — Эмир Хосров.
А слева старец — твой духовный пир, — Он звал тебя на этот светлый пир.
Коль эти люди — плоть, наставник твой Пусть назовется их живой душой.
А коль душа нетленная — они, Его со светом Истины сравни!
Ты видишь круг пирующих вдали? Иди к ним, поклонись им до земли!
Они — великие! Ты это знай, Пред ними блеска речи не являй!»
Я, вняв совету, устремился к ним, К своим предтечам, ангелам земным.
И, увидав меня за сто кары, Они свои покинули ковры;
И встали, и навстречу мне пошли, Как будто не касаяся земли.
С кем предстояла встреча впереди, Я знал: то — Фирдоуси и Саади,
И вещий Санаи, и Унсури, И дивный Хагани, и Анвари.[171]
Коль все о них подробно говорить, Рассказ я не успею завершить.
Пересказать я также не смогу, Как очутился вдруг я в их кругу.
Тут подошел к нам — Солнце трех веков — Шейх Низами, и рядом с ним Хосров,
И знаний океан — наставник мой. И все пошли блистающей тропой.
Шейх впереди, как путеводный свет; И я, несчастный, поспешил вослед.
Великий пир, явив свою любовь, Всем избранным меня представил вновь.
С ресниц ронял я капельки дождя, Припав к деснице моего вождя.
Тут — подхватив меня — Хосров, Джами Поставили пред ликом Низами.
Раба печали с двух сторон храня, Два мира взяли за руки меня.
Владели мной растерянность и страх, Но я два мира ощутил в руках!..[172]
Я, пав пред шейхом на златой песок, Припал к стопам благословенных ног.
И девяти небес бегущий свод Завидовал слезам, что смертный льет.
Рукой участия я поднят был. Познанья свет стезю мне озарил.
Но, как река весенняя, светло Все в том саду струилось и текло.
И в просьбе вновь склонился я пред ним — Святым первоучителем моим.
Растаяли, как предрассветный мрак, Сомнения, когда он подал знак.
Он сел и сесть мне рядом приказал. А я опять пред ним на землю пал.
Но милостиво шейх, склонив свой взор, Десницу, как опору, мне простер.
Спросил о состоянии моем, И я в ответ склонился в прах лицом.
Он молвил: «Благодарен будь судьбе, Хоть в мире нет сопутника тебе!
Ты, волей неба, слова властелин, В веках неповторимый и один.
Ты областью газелей овладел, И блеск других газелей потускнел.
Ты мир стихом завоевал в тиши, Не мир земной, а высший мир души.
Теперь своим и море маснави Жемчугоносным морем назови.
Ты в царстве слова подвиг совершил, Величий ложных сонмы сокрушил.
В моей «Хамсе» могучий твой исток, И обо всем просить меня ты мог.
А есть в моем творенье стих такой: «Тот, кто дерзнет соперничать со мной,
Падет бесславно! Голову ему Мечом алмазным слова я сниму!»
И многие на то ристанье шли, Но все на том ристанье полегли.
Когда ж Хосров о милости просил, Сокровищницу я ему открыл.
Удел свой получили, — сам смотри, После него несчастных два иль три.
А ты, когда на этот путь ступил, Мысль о себе ты первый истребил.
Хоть ты — гора, ты — прах низин степных Перед громадой замыслов твоих.
Слезами просьб скрижаль души омой И начертаньем верности покрой!
Премудрый пир, наставник твой Джами Нашел опору в древнем Низами.
Он, взяв калам пречистою рукой, Путь к Истине открыл перед тобой.
И по утрам за рукопись садясь, Еще творцу миров не помолясь,
Обдумывая новый свой рассказ, Ты помни с чувством искренним о нас,
Благословляя каждую зарю Словами: «С вашей помощью творю!»
И знай — о чем бы нас ты ни просил — Неисчерпаем ключ извечных сил!
Когда б тебе мы все не помогли, «Хамсу» бы ты не создал, сын земли.
Как смог бы ты свой перл без нас добыть, В два года «Пятерицу» завершить?
Те пять сокровищ, что тебе даны, От ограбления ограждены,
Пять ожерелий, где в замке — алмаз, Надежно скрыты от враждебных глаз.
Твой труд свершен. Но сам не знаешь ты Сокровищ, что в душе скрываешь ты.
Ты с чистой просьбой к нам пришел, любя, И люди тайны приняли тебя;[173]
вернуться

169

О муж! Хасан мне имя. А народ // Меня «Делийским» издревле зовет. — Выдающийся индийский поэт Хасан Дехлави (1253–1328), писавший на фарси.

вернуться

170

Перед очами шейха твоего. — Имеется в виду поэт Низами.

вернуться

171

Я знал: то — Фирдоуси и Саади, // И вещий Санаи, и Унсури, // И дивный Хагани, и Анвари. — Навои перечисляет самых выдающихся персидско-таджикских поэтов: Абулькасима Фирдоуси, Муслихаддина Саади, Санаи Газнави, Абулькасима Унсури, Авахаддина Анвари и азербайджанского поэта Эфзеледдина Хагани (1120–1199), писавшего на фарси.

вернуться

172

Но я два мира ощутил в руках!.. — Имеются в виду Хосров Дехлави и Абдуррахман Джами.

вернуться

173

И люди тайны приняли тебя… — Всех названных в этой главе великих поэтов Навои считает познавшими божественную тайну жизни и мироздания.