Выбрать главу
И сердце в пропасть, как стрела. Стремглав тупою мукой ранит, Моя Тарпейская скала[91] Передо мною четко встанет.
И будет этот темный гнет Мне искупительною пыткой, И смерть, как мать, мне поднесет Свой избавительный напиток.
И миг мелькнет, как на экране, Приникнет к ране жадный клюв, И человеческих страданий, утрат, исканий Найду предел, к земле прильнув…
Прага, 1926

РОМАНТИЧЕСКОЕ[92]

О, жизнь моя все глуше, глуше, Все меньше уходящих сил — Обломком брошенный на суше, Корабль мой к цели не доплыл…
Он плыл, сверкая парусами, За снами пламенной земли, И звезды синими цветами Над океанами цвели.
В провал времен года летели, Померкли звездные сады, И вьюги водяных метелей Смели их синие следы.
И волнами прибитый к суше. Корабль мой к цели не доплыл. О, жизнь моя все глуше, глуше. Все меньше уходящих сил[93].
Прага, 1926 «Воля России». 1928. № 1

«Еще одна пустая осень…»

Еще одна пустая осень. Еще одна седая прядь — В воспоминаньи звонких весен За пядью пройденная пядь. Дарует осень тень страданья Земле и каждому стеблю. Я горький запах увяданья До острой нежности люблю. Опять бледнеет неба парус. Прощай, прощай, моя земля! Снегами медленная старость Окутала твои поля. И с новой верностью, навеки, Сорвав последний лист с куста. Устало опуская веки. Целует смерть тебя в уста.
«Воля России». 1928. № 1

«Хочу не петь, а говорить…»

Хочу не петь, а говорить О том, что жизнь проходит мимо, Что сердцу суждено любить, Что сердца страсть неутолима… Что мне гореть и отпылать Вдали от дорогого края, О родина, не знала я, Тебя навеки покидая…
О, почему в любви всегда Такая боль, такая нежность… Скрывают мертвые года Степей далеких белоснежность… Россия, твой багряный плат Пожаром дальним полыхает, У тяжких и закрытых врат Стою Изгнанницей из Рая.
Любимая, прости, прости. Мне боль живые раны лижет… О, если бы твои кресты Мне хоть на миг увидеть ближе И услыхать, в глубоком сне, Простершись на чужих ступенях, В глухой и душной тишине Твое рыдающее пенье.
Прага, 1927

НОЧЬ

Tristissima noctis imago…[94]

Овидий. Последняя ночь в Риме
Бесшумным коршуном автомобиль скользнул, В безликий сумрак ночи уплывая. И эхом дальним — тяжкий гул Прогромыхавшего трамвая.
За окнами глухая мгла, Как птица, крыльями махает, К преграде призрачной стекла С беззвучным криком приникает…
Как боль, все сны мои остры, И сном навеки отпылали Все звездные мои костры, Как отлетают птичьи стаи.
Любви иной не зацвести. Как сердце болью прорастает! И юность, крылья опустив, Снегами вешними истает…
А дни, как медленные строфы, И тяжек их усталый лёт. К крестам какой меня Голгофы Судьба изменная ведет?..
Идти и падать… Полыхая, Пустынная зовет заря. К земле какой, изнемогая, Припасть, отчаяньем горя…
Какие проходить дороги, Какие метить берега? И умереть на чьем пороге, Далекие забыв снега?..
О боль моя, тебя, как тяжесть, Я проношу, и ночь глуха. Янтарная заря расскажет Далеким пеньем петуха,
Как утро ночи сменит стражу И мрак, устав крылом махать, В рассвете трепетном покажет, Как могут звезды потухать.
вернуться

91

Скала в Древнем Риме, с которой сбрасывали преступников (Тарпея — дочь римского полководца, предательски открывшая ворота охраняемой им крепости сабинянам).

вернуться

92

В рукописи — без названия.

вернуться

93

Первоначальный вариант:

А жизнь все медленней и глуше, И с парусным размахом крыл Корабль мой, брошенный на суше, В усильи трепетном застыл…
вернуться

94

Самой скорбной ночи картина… (лат.).